«Моя внешность не предполагает наличия у меня интеллекта. Люди даже не верят, что я умею читать и писать», — признается 70-летний актер. Однако всем, кто знаком с ним, отлично известно — Сильвестр умен, образован и обладает блестящим чувством юмора.
В июле Сильвестр Сталлоне отправился с женой и тремя любимыми дочерьми в Европу, где в одном из портов Лазурного Берега пришвартована его яхта, — чтобы отметить свой 70-летний юбилей. Друзья устроили Слаю сюрприз — на ужин в роскошном ресторане, куда он намеревался прийти с семьей, нагрянуло еще 80 человек. Среди них — князь Монако Альбер II, который подарил Сильвестру фотографию своей матери актрисы Грейс Келли с ее автографом.
Все эти радостные дни Сильвестр выкладывал в соцсетях счастливые и наполненные солнцем фото жены и дочерей, безмятежно наслаждающихся отдыхом. (Сталлоне женат на бывшей модели и актрисе Дженнифер Флэвин, в этом браке родились три девочки — София, Систин и Скарлет. От первой жены Саши Чак у актера двое сыновей — Сэйдж и Серджио. — Прим. ред.)
В этом году в жизни Сталлоне произошло еще одно яркое событие — впервые за сорок лет он был номинирован на актерский «Оскар». И должен был его получить — не просто за выслугу лет и преданность профессии, а за потрясающую роль в реинкарнации своего «Рокки» — фильме «Крид: Наследие Рокки». В Голливуде на редкость дружно предрекали Сталлоне победу. Интересно, что он стал третьим в истории кино человеком — после Чарли Чаплина и Орсона Уэллса, — кого номинировали одновременно и как автора сценария, и как исполнителя главной роли. Увы, «Оскар» ушел к другому актеру... Но возможно, у Слая все еще впереди. За 40 лет карьеры этот «неудачник и аутсайдер» — а именно таков был надолго приклеившийся к Сталлоне ярлык — доказал: мечты сбываются.
— Вы — одна из голливудских легенд. Как и ваши герои. Ехала с вами в лифте перед интервью и слышала, как люди шептались: «Неужели это правда он?» Получается, что в 70 лет у вас новый виток карьеры — последний фильм о Рокки «Крид: Наследие Рокки» заработал кучу денег в прокате...
— Признаюсь, я долго пытался понять: почему эти фильмы стали такими успешными? Может, оттого, что боксер этот не просто бьется на ринге, но он делает это из-за кого-то, понимаете? И еще в этих фильмах нет столько крови, насилия, секса, как в современных боевиках. Да, я не верил, что седьмая картина о Рокки спустя сорок лет заставит наконец всех поверить, что я — драматический актер. А не просто накачанный бугай-тяжеловес. Между прочим, от природы я вообще не здоровяк, можно сказать, у меня тонкая кость. (Смеется.) В общем, плюсов много. Теперь даже мои дети меня хоть немного зауважали: «Папу вроде как за что-то там наградили...» (Смеется.)
— Сильно расстроились, когда неожиданно для всех вновь не получили «Оскар»?
— Конечно, расстроился. Но может, оно и к лучшему? А то ведь когда мне вручали «Золотой глобус», повел себя как последний осел от радости. Выполз на сцену и, дурак дураком, забыл поблагодарить режиссера Райана Куглера и Майкла Джордана — моего партнера по фильму. Как меня потом чихвостили все! Сэм Джексон позвонил и отругал. И правильно. Разве это дело — забывать режиссера и коллег, без кого фильма бы и не было. А Райан Куглер, режиссер, он не только сделал этот фильм, выпустил его в свет, он и меня, можно сказать, вернул к жизни.
— Может, как раз поэтому вы и растерялись так сильно — не ожидали все-таки такого успеха?
— Я долго отказывался открывать новую главу о Рокки. Но меня уговаривали. Много лет подряд. И я начал думать в какой-то момент — может, и правда стоит сделать героем человека, который не бой выигрывает у чемпиона на ринге, а сражается с самым могущественным соперником по имени Жизнь? Поверьте, когда я согласился, мною двигало не мое эго и не меркантильные соображения. Что очень часто раньше случалось. Просто появилось чувство, что Рокки должен завершить свою миссию. На глазах другого поколения, которое я не понимаю. А у режиссера Райана Куглера, который меня умолял написать сценарий и дать ему его снять, сильно болел отец. И Райан безумно хотел сделать этот фильм для папы. И в конце концов я сказал: «Ну хорошо, малыш, когда-то мне дали шанс, теперь я готов дать его тебе». Он мне напомнил меня самого в молодости — физически стойкого, но жутко чувствительного и эмоционального. И с этим вот «геном упрямства».
— Говорят, это ваша супруга настояла на том, чтобы вы согласились именно такого Рокки сыграть — смертельно больного, теряющего волосы, страдающего, уже почти готового сдаться...
— О, моя жена умная и прозорливая. Вообще, знаете, я ведь дома в окружении четырех женщин совершенно беспомощен! Что они скажут, то и делаю. Нахожусь в полнейшем подчинении. Я их раб. У нас даже все собаки и то женского пола. Я привык быть под каблуком. Разве это плохо, если учесть, что жена и дочери — свет моих очей? Красавицы, умницы, обожают меня. Мое счастье. Главное и единственное. Я понял с годами: что бы ни происходило в карьере — нет ничего важнее моей семьи. К сожалению, я это понимал не всегда. Месяцами работал, болтался на съемках, то там то сям, детей почти не видел... Думал, что главное — денег побольше для них заработать. Зато теперь стараюсь присутствовать в их жизни постоянно.
Утро с них начинается, и вечером я должен всем спокойной ночи пожелать. (Старшая из дочерей, София, учится в университете, а средняя, Систин, под руководством матери делает успешную карьеру модели. Младшей, Скарлет, — 14 лет. — Прим. ред.) Так вот, Дженнифер мне сказала, что если я хочу сделать что-то новое — то мне нельзя бояться сыграть такого героя. Который проходит через тяжелое испытание страшной болезнью, смертью любимого человека, одиночеством. Я ведь очень не хотел этого делать. Уверен был, что никто из оставшейся моей аудитории не поймет такой поворот. Ладно, говорю, давай, может, сделаем соседа Рокки больным раком, а он за ним ухаживает. Но Дженнифер сказала, что миллионы людей ежедневно сталкиваются с такими несчастьями и я не имею права трусить. Иначе, сказала моя дорогая жена, ты поступишь как негодяй. А меня негодяем редко обзывают. И я действительно давненько не брал на себя ответственность подобного рода, хотя считаю, что актерам она должна быть присуща...
— Это правда, что и ваше собственное страшное горе — смерть сына — стало одной из причин, по которой вы согласились на этот проект? (Сэйдж умер в 2012 году в 36-летнем возрасте от сердечного приступа. Так было заявлено в официальном вердикте. Но до сих пор ходят слухи, что Сэйдж погиб от передозировки болеутоляющих препаратов. У Сталлоне есть еще сын Серджио от первого брака с актрисой Сашей Чак. У Серджио аутизм, и в семье не принято демонстрировать его всему миру. — Прим. ред.)
— Это правда. Еще и поэтому я боялся играть умирающего... Сам в то время был словно парализован смертью сына... Все во мне как будто атрофировалось. Не только чувства, казалось, и играть-то не умею больше. По совету умного друга я даже нанял себе впервые в жизни преподавателя по актерскому мастерству. И она меня убедила, что я не должен ограничивать себя в выплеске эмоций. Наоборот, нужно как можно глубже погрузиться в свое несчастье, позволив себе горевать «по-черному», выпустив это бездонное море наружу... Я ведь ощущаю ответственность за случившееся. Я спас столько вымышленных персонажей и не сумел спасти собственного сына. Не был с ним рядом, когда ему стало плохо! Знаете, немного помогло. По крайней мере я в состоянии говорить об этом... В словах и возможности их произносить содержится какая-то доля облегчения. (2012 год вообще выдался роковым для Сталлоне — его старшая дочь София, которая родилась с пороком сердца, перенесла тяжелую операцию. — Прим. ред.)
— А как кавалеры дочек себя чувствуют? Вы когда-то сказали, что никого к ним не подпустите!
— Я говорил, что лет до сорока не подпущу. (Смеется.) У Софии бывают бойфренды, у младших пока обходится. Один бывший мальчик Софии долго тренировался, чтобы рукопожатие крепкое было... Да, нелегко со мной дело иметь. И дочкам моим всегда было непросто. «Вот идет дочка Рокки!» Или «Смотрите, дочурка самого Рэмбо!». Но я их с малолетства учил защищаться. В том числе боксировать. Малышки в три-четыре года вовсю молотили грушу под моим присмотром. И вообще у нас в семье принято заниматься спортом. Младшая обожает баскетбол, дома у нас гимнастический зал — у них один большой, а у меня своя «пещера», где я под любимый рэп занимаюсь. Так что девочки мои могут нанести удар, если понадобится, и дать сдачи. И знаете, им это здорово помогало в школе.
— Мало кто знает, мне кажется, что вы сначала стали писателем, а уж потом актером...
— Я потянулся к ручке и бумаге, когда понял, что мечты стать актером вряд ли осуществятся. Первый сценарий написал из серии «Что я делал прошлым летом». Затем сочинил интересную штуку об одном из своих любимых писателей Эдгаре Аллане По. И все время таскался на пробы. Улов — ничтожный. Уличный пацан, жулик и наркодилер в массовке... И вот в один прекрасный день все как обычно — спасибо, до свидания, мы вас будем иметь в виду. Я возьми и ляпни: «Вообще-то я еще пописываю...» — «О, непременно дай знать, если что».
Вежливые они были люди. Я вышел и вдруг подумал — а может, написать историю о таком простом парне, каких я иногда изображаю, но с добрым сердцем. Как раз сходил на матч по боксу и, вернувшись, в лихорадочном угаре за три дня сочинил сценарий «Рокки». Конечно, это было фуфло. Но начало и концовка вроде получились. Я набрался наглости и пришел к тем ребятам, которые меня последний раз смотрели. И они из вежливости прочитали и сказали, что надо бы поработать еще. После 20 переделок и доделок мне сказали, что хотят снять по этому сценарию кино. Я был в шоке.
— Но они же не хотели, чтобы вы играли главную роль?
— Ну да, студия не давала ни гроша в этом случае. Предлагали Берта Рейнолдса, он был тогда чертовски популярен и в отличной форме. Но я отказался продать сценарий. И тогда эти ребята, продюсеры, которые хотели снимать про Рокки, рискнули своими деньгами. Заложили дома, взяли кредиты, всем пожертвовали. Благодарен этим людям — Ирвину Уинклеру и Бобу Чартоффу — по сей день. Это настоящее чудо, что они пошли на мои условия и сыграл Рокки именно я, а не Берт, Ник Нолти, Джимми Каан — все тогда большие звезды.
— Вы отказались от приличных денег, которые студия давала за сценарий, если вы отступитесь и продадите права на него...
— О, да. При этом я был беден как церковная мышь. Пришлось даже продать своего пса. Мне нечем было его кормить. За 50 баксов. Когда со мной подписали контракт, я его выкупил. Но уже за тысячу пятьсот долларов. (Смеется.) Мой пес здорово настрадался за время, что у меня жил, я решил, он заслуживает того, чтобы сняться со мной в «Рокки». Моя бедная жена всячески меня поддерживала, она была к тому же беременна. Но я знал — если отдам роль, этот шрам всегда будет кровоточить. Я ее спросил, согласна ли она со мной, и Саша ответила «да». Может, я просто к тому времени в совершенстве освоил искусство быть нищим? Жить в жалкой квартирке, кишащей тараканами? Иногда я спал под мостом или в подземке, на вокзалах. Короче, не думайте, что я стопроцентно верил в успех. Нет. Просто понимал — это один из тех случаев в жизни (а их много не бывает), когда нельзя отступаться, нужно делать и надеяться.
— И неожиданно фильм получает 10 номинаций на «Оскар», вы становитесь кумиром и ваши постеры вешают в комнатах подростки...
— Это было нечто. Сокрушительное и оглушительное. Но я потом понял, что был слишком молодым, чтобы по-настоящему прочувствовать этот чудесный момент. Хочу сказать молодым актерам: ребята, такие вещи случаются иногда раз в жизни, постарайтесь запечатлеть случившееся и тех, кто был рядом, в своем сознании как можно полнее. А то, когда находишься в эпицентре шторма, теряешь эту незабываемую энергетику вокруг себя и в себе. Помню, как Джек Николсон стоит на сцене и произносит: «Рокки». Лучший фильм». Такого выброса адреналина я с тех пор не знал. Шок — это ничего не сказать. Помню, как взял напрокат смокинг, когда поехал на эту «оскаровскую» церемонию в 1977 году, но по дороге галстук-бабочка порвался. Водитель предложил свой галстук отдать. Я отказался.
Расстегнул рубашку, отвороты прямо на смокинге разложил, так что видна стала белая футболка. Вид пацанский, уличный, отнюдь не приличествующий мероприятию. Ну и плевать. Пускай меня считают невеждой — так оно и случилось, кстати. А у меня тогда еще не было денег на то, чтобы хорошо одеваться, свой стиль выработать. Да и особым умником меня с детства никто не считал. Между прочим, у меня была классическая дислексия, но многие думали, что я просто дурачок, тормоз. Именно поэтому я в раннем детстве начал рисовать. Мне было легче выразить эмоции и мысли с помощью рисунка. А уж потом и писать пристрастился. И читать я всегда любил. Другое дело, что я и сейчас медленно это делаю.
— С тех пор вы встали на путь звезды экшен-фильмов. А ведь были критики, которые уверяли, что вы станете вторым Марлоном Брандо!
— Я толком не знал, каким актером я вообще являюсь. Но все закрутилось очень быстро и в разных направлениях. Я писал сценарии, пробовал себя в разных жанрах, мне дали шанс самому стать режиссером, снять второй фильм о Рокки. А потом появился на свет «Рэмбо: Первая кровь». И все. С этого дня я твердо встал на путь, о котором вы говорите. И, к сожалению, все мои жалкие попытки с него сойти и доказать, что у куска мяса тоже есть душа, успехом не увенчались. До того, как я оказался в одной компании с Бобом Де Ниро в фильме «Полицейские» 1997 года. Но и потом снова все вернулось на круги своя. Сейчас понимаю, что был страшным глупцом, когда отказался от предложения Тарантино сыграть в «Джеки Браун» роль, которая ушла к Бобу Де Ниро.
Боялся не справиться. Годы спустя Квентин вновь ко мне обратился — хотел, чтобы я сыграл в фильме «Грайндхаус» героя, которого потом воплотил Курт Расселл. Знаете, я верю, что творческий человек умирает дважды. Просто его творческая смерть может длиться годами, десятилетиями. Мучительно долго... Особенно мне грустно, когда думаю, что сам являюсь архитектором всех этих ужасных вещей. И это часто иллюзия, что можно вырваться, изменить что-то... Кстати, хочу сказать, что ничего хорошего в том, что я никогда не уходил, что называется, «с ринга», нет. Актеры ведь как? Набирают форму, вес, а потом — раз, и снова становятся самими собой. А я постоянно поддерживал форму, и это не слишком полезно для здоровья. И почки страдают от таких нагрузок, и сердце, и панические атаки преследуют — из-за нехватки необходимых организму веществ.
Однажды у меня начались проблемы с сердечным ритмом. И решил — может, буду, как все, есть по утрам тосты и блинчики с вареньем вместо того, чтобы сутками на тренажерах заниматься? Но надолго не вышло... Сыграл с Бобом Де Ниро, Харви Кайтелом, Рэем Лиоттой в «Полицейских», поправился на блинчиках, а потом — все по новой. Вернее, по старой, дурацкой моей колее покатилось...
— Скажите, это правда, что во время съемок «боксерского фильма» невозможно обойтись хотя бы без одного реального нокаута?
— Дольф Лундгрен — чемпион Европы по карате — в свое время нанес мне, пожалуй, самый сокрушительный из всех ударов. Я ему сам сказал, как всегда говорил актерам, и в «Криде...» Майклу Джордану тоже говорил, чтобы он разок ударил меня со всей силы. Как будто идет реальный бой. Дольф так мне врезал в грудину, что я едва удержался на ногах, а он продолжал лупить, пока я не смог набрать воздуху достаточно, чтобы просипеть: «Снято». В ту же ночь меня увезли в больницу. Врачи сказали, что обычно такого рода травмы случаются только в авариях, когда машины лоб в лоб сталкиваются. А я ответил, что у меня и было такое ощущение, будто в меня грузовик врезался. Съемки прикрыла страховая компания. Было проведено расследование. В общем, все эти юристы в конце концов поняли, почему такое могло случиться. Как трудно инсценировать подобные удары и бои... Сейчас такие герои не в моде. Боевики основаны на персонажах из комиксов, время, когда были востребованы реальные бойцы вроде меня или Арнольда, прошло...
— Вы чувствуете себя, скажем так, немолодым человеком? Внешне-то ведь вам столько лет не дашь! Есть в старении позитивные моменты?
— Так, давайте посмотрим... Самое лучшее в процессе старения... — нет, ничего хорошего нет! Ноль позитива в старении. И мудрость пресловутая не компенсирует уходящие силы. Конечно, с годами приходит умение прощать. Душа становится немного больше. Я помню отца — а он был сильным и жестким мужчиной — на пороге смерти. И вот этот человек, который не верил в меня, бил меня смертным боем в свое время, чтобы я научился постоять за себя, умирая, сказал: «Сынок, учись прощать. Не будь злым».
— А что самое печальное в старости?
— Проблемы со спиной. Особенно с ее нижней частью. И вообще всем, что находится в нижней части — я уж не говорю про колени! Я простой парень, не ждите от меня ничего философского или умного в ответ на этот вопрос!
