Мария Луговая: «Я вышла на сцену, когда Андрюше было всего два месяца»

«В нашем роду из поколения в поколение рождались только девочки. Когда я снова забеременела, все были уверены — будет дочка. Но на УЗИ сказали: «Мальчик». И тогда стало понятно: семейная история изменилась», — рассказывает актриса, сыгравшая главную роль во втором сезоне сериала «Закрыть гештальт» на «Кинопоиске».

— Мария, на днях вышел новый сезон сериала «Закрыть гештальт». Первая его часть прошла с большим успехом. Сразу согласились на участие во второй?

— Да, мне очень понравился сценарий. Показался светлым, добрым, чего сейчас так мало. В последнее время огромное количество картин строится на боли, драмах, убийствах, маньяках, грязи. А здесь — простая и ясная история, с юмором, без назидания. С режиссером Ланой Влади с первых минут было ощущение, будто мы знакомы тысячу лет. Сразу стало легко и комфортно.

Моя героиня Ольга — среднестатистическая женщина средних лет. У нее за плечами неудачный брак, разочарование в мужчинах. Она сильная: все тащит на себе, о помощи почти никогда не просит. Скорее первой побежит помогать другим, чем позволит себе быть слабой. А ведь это очень важно — разрешить себе сказать «Я растерялась, не знаю, как поступить» или попросить «Помогите поднять чемодан по лестнице».

— Но в ее жизни все же случается чудо…

— Совершенно верно. Мне очень понравилось, как это написано. Если бы к вам сегодня постучал человек и сказал, что он ангел, вы бы скорее вызвали полицию. Так делает и Ольга. Но совершенно неожиданно в ней открываются суперспособности — она начинает видеть призраков. В обычной женщине, уверенной, что она «как все», вдруг проявляется сила, которая делает ее суперженщиной. Ольга начинает верить в себя, и ее жизнь меняется.

— Вместе с ней в центре сюжета — герой Дениса Власенко, ангел. Как строится их взаимодействие?

— Его задача — помогать людям закрывать гештальты. И, вовлекая мою героиню, он становится ее партнером в этом. Они начинают действовать вместе.

— В центре сюжета ваши с Денисом герои. И в каждой серии раскрывается новая история с новым героем-призраком. Может быть, была какая-то, которая вам больше всех понравилась?

— Одна из моих любимых — сюжет про Пушкина и Дантеса. Сама идея поговорить с убийцей Пушкина — интересный ход. Ведь для всех нас Дантес — исчадие ада, человек, который отнял у нас «наше всё». Поэтому этот эпизод мне особенно дорог.

— Почему, на ваш взгляд, зрителям стоит посмотреть сериал?

— Мне кажется, в нем очень много добра. Но нет нравоучений, пафоса, амбиций перевернуть вашу жизнь. Подобные проекты тоже важны, но этот сериал о другом. Он просто скрасит вечер, согреет в осеннюю погоду. И особенно ценно, что его можно смотреть всей семьей: и детям интересно, и взрослым.

— Для вас самой тема закрытия гештальта близка?

— Да, я в это верю. И думаю, что процесс этот бесконечный: невозможно закрыть все гештальты. У каждого остаются свои обиды, недосказанности, незавершенные истории. Для меня закрыть гештальт — значит завершить незавершенное, отпустить то, что тяготит. Пока не закроешь одну дверь, другая не откроется. В этом я абсолютно убеждена.

— У вас маленькие дети — трехлетняя Марта и годовалый Андрей. Знаю, что в проекте вы снимались уже беременной…

— Да, и это оказалось очень символично. Мы даже шутим, что Андрюша — ангел, потому что мама «беременная закрывала гештальты». А еще в этом есть семейная история. В нашем роду из поколения в поколение рождались только девочки с разницей примерно в три года. Так было у меня с сестрой, у мамы с ее сестрой, у бабушки… Когда я снова забеременела, все сказали: «Конечно, будет девочка». Но родился мальчик, а значит, какой-то семейный гештальт закрылся.

— Как семья восприняла появление Андрюши?

— Муж был счастлив безмерно. (Муж Марии — актер Сергей Лавыгин. — Прим. ред.) Помню, я пришла на УЗИ, врач говорит: «Хотите узнать пол ребенка?» Я отвечаю: «Да в принципе знаю, но скажите». И она: «Мальчик». Я даже переспросила: «Не может быть, посмотрите еще раз». Когда написала мужу, он настолько этого не ожидал, что расплакался. А Федор, его старший сын, сразу взял на себя роль старшего брата, был снисходителен и к Марте, и к Андрюше. Марта его боготворит, а он терпит ее капризы. Федя сказал: «Я Андрюшу всему научу. Он будет играть в хоккей». Федя у нас хоккеист и теперь мечтает поставить брата на коньки.

— После рождения сына вы надолго выпали из работы?

— Да, почти на год. Это получилось и осознанно, и естественно. Предложений, ради которых хотелось бы выйти на площадку, не поступало. А браться за проекты «для галочки» я не хотела. Мне было важно провести этот год с детьми. Это был особенный период не только для Андрюши, но и для Марты. Ей пришлось пережить настоящую революцию, ведь до этого она была единственным ребенком, а тут появился брат, и все внимание разделилось.

— Она сильно ревновала?

— Очень. Знаете, в голове у меня была картинка: дети держатся за руки, улыбаются, как на красивых фотографиях в социальных сетях. А в реальности Марта воспринимала брата как помеху. По дороге на дачу могла сказать абсолютно серьезно: «Мам, давай оставим Андрюшу на заправке, а на обратном пути заберем». Для нее это был чужой человек, которого вдруг принесли домой. Я даже не отдала ее в садик специально, чтобы у нее не возникло ощущения, будто ее «сослали», пока мама с младшим. Год адаптации был необходим всем нам.

— Сейчас их отношения становятся ближе?

— Постепенно, но до конца пока нет. Я даже сейчас не могу оставить их вдвоем надолго. Марта может толкнуть его или сделать что-то, хотя и понимает, что это неправильно. Я разговаривала с психологами, они объяснили, что это естественно: маленьким детям трудно принять конкурента за любовь мамы. Помню, я только вернулась из роддома: держу Андрюшу на руках, кормлю, а Марта сидит напротив на горшке, рыдает. И не может объяснить, что с ней происходит, просто не хочет этого видеть.

— Но Андрюша, похоже, тоже не сдается?

— Абсолютно! Он у меня очень крепкий. Если Марта его толкнет, он уже может и за волосы схватить, и укусить. В обиду себя не даст. И вообще он удивительно ранний ребенок. В десять месяцев пошел и с того момента больше не ползал. Только встает, идет, падает, снова встает. Все было сбито, руки-ноги в синяках, но он упорно продолжал. Я говорю: «Вот что значит мальчишка».

— Мария, как вы сами видите: с рождением Андрюши изменился ли ваш муж? Теперь Сергей многодетный отец…

— Думаю, лучше у Сережи спросить. Но мое наблюдение такое: именно с третьим ребенком он понял кайф от этих первых месяцев, когда дети еще совсем маленькие. Наверное, и возраст играет роль, пришла зрелость, переоценка ценностей. Когда родился Федя, он говорил: «Это было ужасно трудно, столько страхов, все казалось непосильным». Когда появилась Марта — девочка, он тоже растерялся: «Что с ней делать?» А с Андрюшей все встало на свои места. Так совпало, что этот год муж работал меньше, чем обычно, и был рядом. Для меня это тоже закрытие гештальта: когда родилась Марта, у Сережи было по 25 смен в месяц, я его почти не видела. А сейчас мы вместе, и для детей это тоже очень важно: ощущать, что и мама, и папа рядом, что семья — единая команда.

— А ваши отношения с мужем изменились с появлением второго совместного ребенка?

— Конечно, выросла ответственность. Иногда бывает, что целый день пробежит, а мы вдвоем так и не успеваем поговорить по-настоящему. Теперь тайм-менеджмент — наше все. Все нужно планировать, потому что спонтанность почти невозможна. Муж шутит: «Ты ведь глубоко замужем, да? Знала ли ты, когда шла со мной на свидание, чем это закончится?» Мы смеемся, но в этих шутках есть правда. У нас изначально были схожие ценности: я хотела семью, детей, дом, собаку. Он тоже мечтал создать свой мир, и мы вместе его строим. Но сказать «получилось» пока рано — это ежедневная работа, где каждый должен быть частью команды.

— Удается находить время только для вас двоих?

— Мы стараемся. И это, я считаю, абсолютно необходимо. Иногда, если родители или няня помогают, мы уезжаем хотя бы на три часа вдвоем. Без этого невозможно: когда нет времени просто услышать друг друга, появляется недопонимание. Поэтому свидания нужны, даже если это всего лишь прогулка или чашка кофе без детей.

— Мария, вы так тепло рассказываете о семье. Не было ли у вас страха что-то упустить в профессии? Не попасть на пробы, не успеть на проект?

— Было, и есть до сих пор. Конечно, тревожно, когда видишь, что коллеги поехали на фестиваль, а ты пошел с ребенком на площадку. Иногда думаешь: «Ну вот, я же актриса, где моя сцена, где кулисы?» Но это осознанный выбор. Для меня семья первична. И если кого-то из режиссеров не устроит, что я не могу быть на площадке день и ночь, потому что у меня есть дети, — значит, это не мое. Сейчас, к счастью, многое изменилось: даже артистки балета рожают и возвращаются на сцену, и это никого не удивляет. Я верю, что свое не пропустишь. То, что предназначено, обязательно придет. Конечно, бывают минуты, когда думаю: лучшие годы проходят на детской площадке. Но Сережа всегда меня останавливает: «Ты не понимаешь, это и есть самое важное». Помню, когда Марте было десять месяцев, я впервые за долгое время оказалась на светском мероприятии. Мне все это время казалось, что жизнь идет где-то там, а у меня дома — пауза. А потом я поняла: это у меня случилась революция, все изменилось, а там, «снаружи», все осталось прежним. Люди немного постарели, устали, но принципиально ничего не поменялось. И я поняла, что моя жертва — иллюзия. Потому что дети, семья — это конкретное, настоящее.

— А у вас не возникает профессиональной ревности к мужу? Он может свободно работать, строить карьеру, у него нет обязанности сидеть с детьми. А вы вынуждены многое откладывать.

— Нет, такой ревности у нас нет. Его успехи я воспринимаю как наши общие. Мы как сообщающиеся сосуды: если в доме все наполнено любовью и теплом, это дает силы и вдохновение двигаться дальше. Одно без другого не бывает. Если муж только приносит «мамонта», а дома при этом гаснет огонь, то этот мамонт никому не нужен. И наоборот. У нас каждое решение о работе обсуждается вместе: пробы, съемки, проекты.

— Но в театр вы вернулись очень быстро?

— Да, я вышла на сцену, когда Андрюше было всего два месяца. Для меня театр был важен именно в тот момент. Это сложные актерские задачи, возможность доказать себе, что все в порядке, что я ничего не потеряла. После рождения Марты у меня был страх: вдруг рождение ребенка «отнимает» часть актерских способностей? На деле оказалось наоборот: как езда на велосипеде — если умеешь, уже не забудешь. Более того, опыт материнства делает тебя глубже как актера. Теперь, играя мать, я понимаю, о чем это. Знаю и радость, когда ребенок впервые сказал «мама», и тяжесть бессонных ночей.