Мария Аронова: «Когда машина погрузилась под воду, от страха перехватило горло»

«Я увидела по телевизору фильм с неизвестным мне тогда артистом Петровым и решила ему позвонить, чтобы сказать, какой он прекрасный. Его телефона у меня не было, пришлось разыскивать в Театре имени Ермоловой. Саша взял трубку, я представилась и сказала: «Видела вас вчера по телевизору и была потрясена». Он, видимо, обалдел, потому что с его стороны была долгая пауза. Так и я была потрясена в свое время, когда мне позвонила Пугачева», — вспоминает актриса Мария Аронова.

— Мария, 14 февраля зрители наконец увидят фильм «Лед 3»: по традиции очередной эпизод этой драматической, романтической и музыкальной картины выходит на экраны именно в День всех влюбленных. Вы там играете тренера по фигурному катанию Ирину Сергеевну Шаталину, женщину суровую и сдержанную…

— Но теперь моя Шаталина изменилась. В ее жизни происходят очень серьезные события, ей приходится пройти через большие испытания. А еще ей предстоит по-новому открыть близких и, казалось бы, хорошо известных ей людей — Александра Горина, Надю. Самое главное, что в третьем фильме мы впустим зрителя в ее душу, в мир, который она всячески оберегала от чужого взгляда. Шаталина не­множко расслабит свою железную, стальную спину! У меня в этой картине не так много сцен, но те события, которые будут происходить с Ириной, изменят ее очень серьезно.

— Во всех трех фильмах главную роль играет Александр Петров. А какой он партнер?

— Саша, с моей точки зрения, вообще событие в нашем кино. Удиви­тельно подвижный, импульсивный и разноплановый артист с абсолютно животной органикой! И я мечтаю о том, чтобы когда-нибудь Саша стал… поменьше сниматься. (Смеется.) Потому что мне очень хотелось бы встретиться с ним на одной сцене, но на спектакль ему, такому востребованному в кино, элементарно надо найти время!

— Может быть, вы уже прикидывали, какие роли на сцене могли бы с ним сыграть? Например, Аронова — Гертруда, а Петров — Гамлет?

— Не готова говорить о конкретных спектаклях, мне просто было бы очень интересно встретиться с Сашкой на театральных подмостках. Я же вижу, как он вкалывает, каким подготовленным приходит на площадку. А еще — что так важно в нашем ансамблевом деле — он открыт к диалогу. Я не раз садилась рядом с ним и предлагала: «Сань, вот здесь, может, мы вот так попробуем? Давай порепетируем?» И он будет до конца добиваться того, чтобы наши реплики прозвучали верно, чтобы они сцепились. Для меня потрясение, что и первый, и второй, и третий «Лед» я вижу человека, не меняющего отношения к профессии. Сашка настолько «схвачен» режиссерами, у него такое количество работы, что он уже должен стать усталым, равнодушным, повторяющимся. Но, по счастью, этого не происходит...

— Вы познакомились на этом проекте?

— Да, это была наша первая встреча. Но за несколько лет до этого я увидела по телевизору фильм с неизвестным мне тогда артистом Петровым и решила ему позвонить, чтобы сказать, какой он прекрасный. Когда-то, после выхода сериала «Охотники за бриллиантами», в котором я играла Галину Брежневу, мне самой позвонили. И я услышала в трубке знакомый голос — Аллы Борисовны Пугачевой. Она вдруг начала говорить мне очень добрые слова: что была знакома с Галиной Леонидовной и то, какой она увидела Галю в моем исполнении, ее восхищает. Я сидела и боялась дышать! Когда разговор закончился, я дала себе слово: когда мне понравится, как актер — знакомый или нет — сыграл какую-то роль, обязательно буду ему звонить и говорить, какая это прекрасная работа...

Телефона Саши Петрова у меня не было, пришлось разыскивать в Театре имени Ермоловой. Саша взял трубку, я представилась и сказала: «Видела вас вчера по телевизору и была потрясена». Он, видимо, обалдел, потому что с его стороны была долгая пауза. Так и я была потрясена, когда мне позвонила Пугачева…

— А как вы с Петровым общаетесь — на «ты», на «вы»?

— Я очень хотела, чтобы Саша был со мной на «ты». И, слава богу, сейчас он может сказать: «Маш, ты…» А я его зову Санечкой, Сашенькой, Сашулечкой. Меня очень радует, что между нами как-то сокращается дистанция, потому что к Саше отношусь с бесконечным уважением….

— В «ледовой» кинотрилогии каждый фильм снимает новый режиссер. Сначала это был Олег Трофим — известный мастер видеоклипов, но дебютант в большом кино. Потом Жора Крыжовников, за плечами у которого, наоборот, не один громкий проект. А режиссером третьего фильма выступил Юрий Хмельницкий, для которого «Лед 3» стал, по сути, первым опытом в съемках большого, масштабного кино. Смена режиссеров — это для вас сложно?

— Для меня да, потому что в первые съемочные дни всегда сильно сомневаюсь, вот и начинаю придираться. Что касается Юры Хмельницкого, то, когда мы с ним встретились до начала съемок, передо мной сидел милейший, интеллигентнейший парень, который говорил очень тихо и спокойно. Но когда началась работа, я увидела абсолютно другого человека — полную противоположность тому первому. В работе Юра жесткий, не терпящий фамильярности, у него все направлено на работу. Надо будет, он и крикнет, и остановит съемку. 

При этом, по счастью, Юра — человек диалога: когда заходит к тебе утром в гримвагон, чтобы поздороваться, всегда выслушает, если вдруг предложишь какую-то идею. Иногда соглашается. А если не согласен, то переубедит — очень взвешенно, четко обосновывая, почему это не подходит. И в конечном итоге ты с ним согласишься! Думаю, Юра в будущем режиссер большого уровня!

— А с какими режиссерами вы в принципе любите работать: сомневающимися, ищущими решения прямо на площадке, или с теми, кто четко понимает, чего хочет от артистов?

— Люблю авторитарных режиссеров-капитанов, которые крепко держат в своих руках штурвал и абсолютно четко понимают, куда ведут корабль, к какому берегу. При этом не терплю самодурства. Если режиссер способен услышать актера, это счастье. Мне повезло, что все три «Льда» снимали люди, которым можно было что-то предлагать. Но в целом я за субординацию — вне зависимости от того, какой по счету для режиссера фильм, сколько ему лет, годится ли он мне в сыновья или во внуки. Это без разницы. Раз уж назвался артистом, слушайся режиссера и подчиняйся его видению.

— Съемки всех трех «Льдов», помимо Москвы, шли в Иркутске и в области, в том числе на Байкале...

— На самом деле я ни разу во время съемок — ни в первом, ни во втором, ни в третьем фильме — не была в Иркутске. Озеро Байкал, которое вы видите в фильме, снято в Москве, в павильоне, на фоне специального зеленого экрана — хромакея: изображение на него потом просто накладывается. А сильный иркутский ветер создавал вентилятор, который шарашил мне в лицо. Так что на лед Байкала я не выходила — в экспедиции работала моя дублерша.

— Вы с ней знакомы?

— А как же! Всегда знакомлюсь со своими дублерами, мы обнимаемся, целуемся, хохочем. Надо же притереться, чтобы мы поняли, как движемся. Иногда могу дублерам в этом плане что-то подсказать.

— Мария, в вашей фильмографии более восьмидесяти фильмов самых разных жанров. В каких проектах было труднее всего сниматься?

— Непростыми оказались съемки в «Бременских музыкантах» — я там играла Атаманшу. Во-первых, вагончик-гримерка был очень далеко от площадки (снимали в горах Дагестана), приходилось долго идти по камням под палящим солнцем. А потом, наоборот, я стала мерзнуть, потому что съемки шли в пещере, где очень холодно...

А на съемках комедии «Пара из будущего» для меня абсолютным открытием стало то, что у меня, оказывается, есть некая клаустрофобия. Сцену, в которой автомобиль со мной и Сергеем Буруновым погружается под воду, снимали в специальном бассейне. Там небольшая глубина, к тому же я прекрасно плаваю и замечательно ныряю. Еще я умею работать с аквалангом. Тем более что тут каскадеры на­учили меня быстро брать в рот загубник: акваланг лежал у меня в ногах, только возьми — и дыши спокойно. И еще рядом с машиной всегда находился каскадер, который меня страховал. Но это ощущение закрытого, зам­кнутого пространства меня дико напугало. От страха перехватило горло, сжалось сердце, меня просто начало трясти! И только благодаря разговору с режиссером Лешей Нужным я смог­ла прийти в себя и повторить дубль с моим прекрасным, любимым коллегой Буруновым — кстати, он видел, что мой страх — это не каприз, я действительно была не в себе. В общем, что со мной произошло тогда — это необъяснимая история. Но теперь, когда вижу фильмы, в которых люди снимаются под водой длительное время с аквалангами, стоя аплодирую этим артистам. Понимаю, как это трудно.

— Какие еще фобии у вас есть?

— Боюсь ездить на мотоцикле. При том, что на машине езжу быстро, люблю скорость, но на двух колесах чувство незащищенности меня пугает. И еще боюсь высоты. Если смотрю из окна или выхожу на балкон на высоком этаже, то у меня начинает кружиться голова, поднимается давление. На балконе держусь за ограждения и все равно чуть ли не сознание теряю. Иногда даже просыпаюсь оттого, что лечу, падаю с высоты!

— Говорят, когда человек летит во сне, он растет...

— Ну, я как-то за собой не замечаю, что расту. (Смеется.) В моем случае, если я вот так «летаю» во сне, значит, сильно переутомилась.

— Когда получаете новый сценарий, что является главным критерием, чтобы вы сказали продюсерам «да»?

— Прежде всего смотрю на то, чему меня учили в Театральном училище имени Щукина: в истории должно быть начало, развитие и финал. Если предлагается роль, в которой есть развитие характера, «ступеньки», когда ты с одного начинаешь, а другим заканчиваешь, это огромное счастье.

— А насколько важна для вас фамилия режиссера?

— Я не киночеловек, а человек театра. Поэтому, когда спрашиваю продюсеров: «А кто режиссер?» — чаще всего слышу неизвестную фамилию, не знаю, о ком идет речь. Но ведь начинающие ребята могут быть в сто раз лучше, чем мэтры! Тот же Юра Хмель­ницкий был для меня совершенно неизвестным молодым режиссером. Но оказался человеком очень правильно работающим, разговаривающим с артистами по системе Станиславского, как это ни странно звучит. И, конечно, для меня в любом фильме очень важны партнеры...

— А насколько у вас развита актерская интуиция? Можете предчувствовать успех того или иного кинопроекта?

— Нет, в этом смысле в кино я совершенно ничего не понимаю. А вот про театральные постановки могу четко сказать: это точно «выстрелит». По одной простой причине: там буду я. И я не брошу, не отступлюсь, вытяну, доведу — так, как надо, чтобы зритель от души смеялся или плакал...

Кино все-таки история не актерская, потому что от нас тут мало что зависит. На съемках артиста удачно подсветили, оператор мастерски снял, красивую музыку подложили, и на экране все вроде хорошо получились. И наоборот: ты сделал грандиозную штуку, сыграл изумительно, родил прекрасное дитя и уехал домой с полным ощущением счастья. А потом пришел на премьеру и обалдел, потому что тот дубль на монтаже взяли и отрезали. И акценты твоей роли сместились. У тебя как будто тут обрезали руки, там — ноги, а здесь — половину башки отпилили. И что ты можешь сказать? Ничего. Режиссер так видит... Именно поэтому для меня кино не является домом. Мой дом — театр, там не обманут, там все происходит здесь и сейчас...

— А вы себе на экране нравитесь?

— Мне нравится, когда я играю точно. А если еще и выгляжу неплохо, это вообще счастье небывалое.

— А что вам нужно, чтобы «выглядеть неплохо»? Выспаться, сходить к косметологу?

— Мне нужна Екатерина Юрьевна Одинцова, мой художник по гриму. Все, что вы видите на экране, не имеет ко мне никакого отношения, это исключительно мастерство Екатерины Юрьевны. Она не просто делает тебе грим, она киношный человек. Поэтому, когда я в кадре, Катя стоит за оператором. И порой просит: «Чуть-чуть свет можно поправить? А здесь чуть-чуть камеру повыше... Чуть-чуть пониже». И, если оператор нормальный человек, он соглашается. Я даже не понимаю, что там за камерой Катя делает. Но потом смотрю на экран и думаю: «Ой, как я хорошо выгляжу!» В общем, меня на экране зритель видит Катиными глазами. И в фильме «Лед 3» Катя тоже со мной работала!