«Я поступил в ГИТИС не на тот факультет. Проучившись две недели на эстрадном, понял, что попал не по адресу. А мой приятель в то время учился у Марка Захарова, и однажды прямо во время лекции я отпросился, сказал, что плохо себя чувствую, и поехал туда на прослушивание», — вспоминает актер и продюсер Максим Лагашкин, сыгравший главную роль в новом сериале канала ТНТ «Бедный олигарх».
— Максим, вы один из самых востребованных актеров нашего кино. Например, в 2021 году снялись в 18 проектах! На днях на канале ТНТ выходит очередная новинка с вашим участием — десятисерийный фильм «Бедный олигарх». О чем эта история?
— Ее главный герой, которого играет Владимир Сычев, — олигарх Виктор — спокойно живет себе в Лондоне в роскошной усадьбе и вдруг попадает под санкции — его счета замораживают. Весь персонал, который обслуживал поместье Виктора, уходит, а рядом остается только дворецкий Адам — мой персонаж. Он проработал у хозяина много лет и знает его, как никто другой, поэтому решает остаться даже несмотря на то, что у того уже нет возможности ему платить. Вдвоем они проходят через всевозможные трудности, вместе пытаются достать деньги на жизнь, выручают друг друга, конфликтуют и в итоге становятся близкими, сердечными друзьями.
— Вы с Сычевым не первый раз вместе снимаетесь?
— Да, это, наверное, наша пятая совместная картина. Первой из них стала «Родина» Петра Буслова, которую снимали в Индии, в Гоа. Однажды после смены за ужином Буслов сказал, что для нас с Сычевым надо обязательно придумать какую-нибудь киноисторию «на двоих». Когда мы с Володей встретились в начале съемок «Бедного олигарха», то вспомнили тот разговор и пошутили, что прошло всего семь лет — и такой проект состоялся!
— Что было самое сложное в работе над ролью дворецкого? Вряд ли вам надо было выполнять какие-то трюки...
— Нет, почему же, трюки были: падения, кувырки через диваны, небольшая драка. А Володе пришлось еще и в бассейн без воды нырнуть! Также я впервые летал на четырехместном вертолете. Кабина у него круглая и очень маленькая, так что поначалу я испытал дискомфорт — такое ощущение, что находишься в яйце! Но потом привык, и сейчас с удовольствием бы полетал. Еще помню очень неудобный фрак: он плотно облегал тело, сковывал движения и заставлял постоянно держать прямую спину. Когда смена заканчивалась и я наконец его снимал, то возникало ощущение, что снял кольчугу!
— Действие в «Бедном олигархе» происходит в Лондоне. А где шли съемки?
— В Подмосковье, в ста километрах от Москвы, в особняке в классическом стиле. Но меня поразило даже не столько здание, сколько колоссальные размеры поместья и прилегающей территории. Не понимаю, кому и зачем нужно столько земли! Такие территории не обеспечивают уюта, разве что дают ощущение, что все это — твое, что ты всем этим владеешь. Но у меня всегда были другие понятия о счастье.
— А о чем вы мечтали в детстве и юности?
— Стать артистом. У меня было прекрасное, счастливое детство. Вполне обеспеченное: папа работал на нефтеперерабатывающем заводе, мама — нотариусом. В детстве побывал в Африке. Когда мне было три года, папа поехал туда в командировку, и мы прожили в Эфиопии три года. Африка — это одно сплошное яркое впечатление детства: Красное море, жирафы и страусы, которые ходят вдоль дорог, как у нас кошки и собаки. В прошлом году меня пригласили принять участие в телепроекте «Звезды в Африке», и я сразу согласился, потому что хотел снова пережить те детские впечатления. Но оказалось, что ЮАР, где шли съемки проекта, и Эфиопия — это, как говорится, две большие разницы. Эфиопия — первозданная Африка с экзотической флорой и фауной. Там все особое, не такое, как у нас: воздух, растения, даже другой запах после дождя, и я так хотел его снова почувствовать! А в ЮАР природа похожа на нашу среднюю полосу... Из Эфиопии я привез барабаны, обтянутые кожей буйвола. Любовь к ритму у меня с детства. А вот музыкальная школа, уроки фортепиано совсем «не зашли», мне было скучно. Мама настаивала, чтобы я получил диплом, но я так этого и не сделал.
— Учиться в музыкальной школе вам не нравилось, а в обычной?
— Точные науки очень плохо давались. Я ходил в самую сильную школу Новокуйбышевска и получал тройки только благодаря симпатии учителей, но их терпение тоже имело предел. После 9-го класса меня спросили: «Лагашкин, куда пойдешь?» Я сказал, что собираюсь учиться дальше, в 10-м классе. А они замахали руками: «Нет! Иди в ПТУ № 17 на факультет каменщиков». В ПТУ я, конечно, не пошел, перевелся в обычную школу. Там преподаватели уже понимали, что я буду поступать в театральный, поэтому лояльно оценивали мои знания по всем предметам.
— Вы что, были звездой школьной самодеятельности?
— Нет, я с 13 лет играл в театре юного зрителя «Время тайн» — самодеятельном, но сильном коллективе. Им до сих пор руководит Андрей Степанович Юнин, который прекрасно умеет работать с подростками. «Время тайн» и сейчас ездит по стране с гастролями, побеждает в конкурсах. А после окончания школы я поступил на актерский факультет...
— В Москве?
— Нет, в Самаре. Хотя довольно рано понял, что хочу уехать в столицу, где живет мамина сестра. С тетей мы ходили в Третьяковку, на выставки, в Театр сатиры. В столице было больше свободы, чем в нашем маленьком городке. Как и многие подростки, я выражал свой внутренний протест через эпатирующие «внешние проявления». Я был панком, увлекался рок-музыкой, ходил с длинными волосами, из которых иногда делал ирокез, носил косуху, у меня была серьга в ухе. Учителей в школе это раздражало. Однажды завуч даже не пустил меня на уроки: «Сходи и постригись!» И позвонил моей маме, которая в свое время училась у него, чтобы она проконтролировала ситуацию. Сейчас все это смешно звучит, но тогда считалось, что рокерская косуха на подростке — это что-то запредельное. Когда же я приезжал в Москву, видел моих ровесников, которые спокойно выходили из школы в такой же одежде, как у меня, и им никто ничего не говорил по этому поводу. В общем, чувствовал, что Москва — мое место. К тому же я понимал, что в актерской профессии можно состояться только здесь. Ну и, наверное, еще в Санкт-Петербурге.
— Так почему после школы вы не поехали в столицу?
— Я-то был готов уехать. Но родители боялись, что сразу поступить в Москве, без связей, у меня не получится. Поэтому попросили сначала попробовать силы в Самаре: хотели, чтобы я окреп, повзрослел и в столицу поехал более уверенным. Но я отложил Москву только на год. А потом просто принял решение, что завтра мне надо уехать. Купил билет и на следующий день улетел. В Москве поступил в ГИТИС — но не на тот факультет. Проучившись две недели на эстрадном, я понял, что попал не по адресу. Мой приятель в то время учился у Марка Захарова, и однажды прямо во время лекции я отпросился, сказал, что плохо себя чувствую, и поехал туда на прослушивание. Это был случайный добор. Можно сказать, мне повезло.
Пришел, а самого Марка Захарова нет. Вдруг слышу, что в соседней аудитории идет добор к Гончарову, сразу на второй курс. Я когда-то по телевизору видел сюжеты про выдающихся педагогов-режиссеров, и манера общения Гончарова меня тогда страшно напугала. «Только бы не попасть к нему», — думал я. И тут он заходит в аудиторию, я вспоминаю все, что видел тогда на экране, — и у меня в голове только одна мысль: «Куда я попал?» Но деваться было некуда.
В итоге я прошел шесть (!) туров и поступил. Хотя на последнем, уже конкурсном прослушивании, когда читал стихи Арсения Тарковского, Гончаров меня просто растоптал, я слился с паркетом репетиционного зала Театра имени Маяковского. В списках зачисленных моей фамилии не оказалось. Спасибо Сергею Анатольевичу Голомазову — он настоял, чтобы Гончаров меня еще раз посмотрел через неделю. Я уже ничего не читал, просто показал наблюдение за человеком — моим мастером из Самары. И Гончаров зачислил меня вместе с шестнадцатью другими вольнослушателями, чтобы после Нового года взять на курс только семерых из нас.
— Ваше отношение к Гончарову, который так жестко с вами обращался на вступительных, за время учебы не изменилось?
— Конечно, изменилось! И сейчас я счастлив, что учился именно у него. Я не могу сказать, что Андрей Александрович был педагогом в том смысле, что он просто вкладывал в тебя какие-то знания. Он передавал нам саму суть актерского мастерства. Ведь в нашей профессии главное — не этюды и упражнения по технике речи. Да, кто-то на резкую манеру Гончарова обижался. А я — никогда, хотя не раз был свидетелем острых моментов и на показах в ГИТИСе, и на репетициях в Театре Маяковского.
Там мне повезло работать с такими актерами, как Наталья Гундарева и Армен Джигарханян. Наталья Георгиевна, кстати, часто собирала у себя в гримерке всю труппу — отметить день рождения, какой-нибудь праздник или просто после спектакля. Она любила «накрывать поляну». Старшее поколение притягивало нас, молодых, в свой круг. Не было такого, что «я — народный артист СССР, а вы — студенты, поэтому мы — здесь, вы — там». В эти моменты я чувствовал, что в Театре Маяковского мы, актеры, — семья.
— А почему вы тогда довольно быстро ушли из «Маяковки»?
— Потому что в театре как? С утра и до трех репетиция, вечером спектакль — и все, так день за днем пролетали, и ничего нового не происходило. Я понял, что не хочу так жить. При этом в театре маленькая зарплата, а я не любитель маленьких зарплат. (Улыбается.) Конечно, было еще кино, но в начале 2000-х оно пребывало в упадке: снимали мало и качество фильмов было ужасное. И тогда мы с моим другом Александром Робаком, с которым вместе учились и вместе работали в «Маяковке», ушли из театра, создали продюсерскую компанию и стали сами снимать кино, которое хотели. Все наши картины хорошо продавались, имели зрительский успех. А фильм «Русское», на который очень трудно было найти финансирование и который так никогда и не стал коммерчески успешным, на фестивалях шел на ура, мы с ним объездили много стран. И сейчас «Русское» периодически идет на платформах, получая от зрителей комплименты. Мы с Сашей можем гордиться, что первый полнометражный фильм Александра Велединского продюсировали именно мы. До нас никто из продюсеров в этот проект не верил, а мы рискнули...
— Максим, а как вам удается совмещать актерскую и продюсерскую работу?
— Раньше, если я работал в проекте продюсером, то почти не мог быть там актером, потому что должен был заниматься только им и людьми, которые у меня заняты. Помню, в какой-то момент у меня было ощущение, что телефон мне врос в ухо, потому что я все время с кем-то разговаривал. Сегодня, когда опыта стало больше, я уже могу позволить себе совмещать в одном проекте и продюсирование, и большую роль.
— Вы стали продюсером в 24 года. Каково было осваивать новую профессию?
— В начале 2000-х в кино ситуация все время балансировала на грани. Например, в последний съемочный день нашего первого с Сашей продюсерского проекта у нас из машины украли сумку с зарплатой для группы и частью отснятых материалов! В другой раз у нас просто пытались отнять картину «Русское» с помощью псевдокриминальных элементов — не вышло. И за эти годы мы с Сашей так сблизились, что стали как братья...
— Первым вашим совместным фильмом стал «День полнолуния» Карена Шахназарова, так ведь?
— Да, и для Саши Робака это был кинодебют. Хотя совместным в полном смысле слова этот фильм нельзя назвать, потому что прямого партнерства у нас там нет. Помню, что в том проекте мне настолько не хотелось уходить со съемочной площадки, что, отснявшись в своей сцене, я попросился у Шахназарова поучаствовать и в следующем эпизоде — просто пройтись в кадре, даже не лицом, а спиной. Меня узнать невозможно, только я знаю, что был там.
— Вскоре вы снялись в самых популярных сериалах того времени — от «Каменской» и «Дальнобойщиков» до «Марша Турецкого»…
— Где-то у меня эпизоды, а в «Марше Турецкого» довольно большая роль, сквозная. От проекта я был не в восторге, согласился, только чтобы поработать с Владимиром Ильиным и Александром Домогаровым. Владимир Адольфович — мой любимый артист, фильмы «Стрелец неприкаянный», «Менялы», «Авария» — дочь мента» я люблю с детства, и для меня было великое счастье участвовать в одном проекте с ним.
— А когда вас стали узнавать на улицах?
— Больше всего, наверное, после сериалов «Шторм» и «Жуки». Часто люди, встретив меня на улице, улыбаются и произносят фразу моего героя-участкового из «Жуков»: «Вонючий случай!» За этот проект я очень благодарен Максиму Пешкову, Сергею Нотариусу и Славе Дусмухаметову, которые очень много сделали для моей карьеры. Но сценарий «Жуков» так написан, что, читая, ты уже видишь это кино, оно крутится у тебя перед глазами. Кастинг шел очень долго, полтора года! Меня несколько раз приглашали на пробы, и все это время я не понимал, буду там сниматься или нет. Затем сняли пилот и только еще через полтора года запустили съемки сезона. Причем за это время произошли некоторые перестановки: Владимир Епифанцев в пилоте играл батюшку, а в сериале стал Толяном, а батюшкой — Виктор Бычков. За это время мы все подружились и, конечно, хотели вместе работать. Макс, Сергей и Слава отстояли свой состав, то есть нас...
Для меня очень важно, с кем работать. Поэтому с удовольствием хожу на пробы, чтобы понять, что за компания собирается. Конечно, сценарий — дело первостепенное, но кто снимает — тоже очень важно. Если команда хорошая, я готов сниматься в любых условиях. В фильме «Отчаянные дольщики» моего персонажа — нечистоплотного застройщика, который обманывает народ, — заливали бетоном. Конечно, это был не бетон, а специальная смесь. Но две недели мои съемочные дни начинались с того, что меня покрывали раствором, который очень неприятно стягивал и кожу, и волосы, а потом все чесалось. А в «Яйце Фаберже» зимой на улице я снимался в трусах, носках и рубашке. Но, повторяю, когда группа работает как часы, когда на площадке между людьми любовь и взаимопонимание, на такие сложности не обращаешь внимания. А вот если организация хромает, начинаешь раздражаться.
— И в «Жуках», и в «Отчаянных дольщиках» снялась и ваша жена, Екатерина Стулова. Вы вместе уже 26 лет…
— А познакомились на вступительных экзаменах в ГИТИС. Сидели на служебном входе Театра Маяковского, и Катя надо мной шутила, говорила, что я похож на Леонида Агутина. С тех пор мы не расставались и быстро поженились. Поначалу снимали квартиры: я не люблю «коллективный быт», совместное проживание с чужими людьми. Потом купили небольшую однушку, потом квартиру побольше. Мы с Катей всегда много работали. Если не было съемок, подрабатывали на новогодних праздниках, корпоративах. Да где угодно, главное, чтобы в семье водились деньги. Я никогда не жил бедно. И никому не рекомендую. (Улыбается.)
Что касается совместных с Катей съемок, то там мы не супруги, а герои истории. А вот после команды «Стоп! Снято!» мы снова муж и жена. Когда вместе снимаемся, дома можем разобрать какую-то сцену, чтобы сыграть ее лучше. Но это происходит редко. Скорее, с юмором обсудим, если вдруг режиссер попался не очень готовый к данной работе. Вообще, сомнения для артиста — это нормальная вещь, и тут главное — доверять режиссерам или креативным продюсерам, и тогда никаких проблем не будет. А еще на площадке я всегда смотрю в мониторе только что отснятые дубли.
— Ваши дети тоже собрались идти по стопам родителей-актеров?
— Старший — Савва (ему скоро 23 года) — уже пошел. В детстве он занимался футболом, а сейчас окончил актерский факультет в университете в Лондоне и входит в самостоятельную, взрослую жизнь. А младший — Лука — окончил второй класс и занимается всем сразу. Он относится к категории таких детей, которым не надо ходить ни в музыкальную школу, ни на хореографию, потому что они сами все это себе устраивают. (Смеется.) На самом деле Лука занимается с педагогами и вокалом, и на фортепиано, и на барабанах, и на футбол ходит. Просто мы даем ему право самому выбирать, что ему интересно. Он очень разносторонний, поэтому крылья ему никто не обрезает.
— А почему вы не снимаете Луку в своих фильмах?
— У Луки были предложения сниматься. Но мы не хотим лишать ребенка детства. Пусть получает удовольствие от общения с друзьями, от гуляния на улице. Я же вижу, как живут дети, которые снимаются. Смены по 8 часов, и ребенок пашет практически наравне со всеми. А еще родители с ним сидят и делают школьные уроки на площадке. Бывает, некоторые дети превращаются в таких Народных Артистов и ведут себя как маленькие взрослые люди. А какие бывают трагедии, когда ребенок вырастает и во взрослой жизни как актер оказывается не нужен. Поэтому пусть у ребенка будет детство.
Конечно, есть исключения — тот же Володя Сычев, который с детства снимался и очень естественно, успешно вошел во взрослую актерскую жизнь. Он мне рассказывал: «А мне очень нравилось: я много путешествовал, школу прогуливал и при этом деньги зарабатывал!» Но чаще бывает иначе. Года три назад на площадке похвалил одного мальчика: «Ты молодец, так здорово все делаешь! Давно снимаешься?» Он с изумлением на меня посмотрел: «А вы что, разве меня не узнали?! Я же в кино с девяти месяцев...» Кстати, вижу, что он продолжает сниматься.
В общем, мы с Катей считаем, что все должно произойти естественно и в свое время. Берем Луку на съемки, поэтому он знает, как там что происходит. Но заставлять его сниматься, а потом еще и волноваться — как там у него получилось, не хотим. Артист — это такое дело, к которому ты сам должен прийти.
