Дмитрий Нагиев в фильме «Зять»: «Все в этой жизни ради любви»

«Я впервые не мог шевельнуться на сцене от этой разрывающей боли в ноге. И обратился к зрителям. Не в образе кота, а в образе Димы Нагиева: «Простите меня, пожалуйста, я порвал мышцы, буду доигрывать как смогу», — рассказывает актер.

— Дмитрий, 21 ноября в прокат выходит фильм «Зять». Вам поступает много предложений, почему вы выбрали именно этот проект?

— Это очень интересная и нетривиальная история. Обычно же что предлагают? Он, она, два бандита, три полицейских, а здесь — старые друзья, которых жизнь раскидала по определенным причинам, и они вдруг встречаются из-за того, что один искренне влюбился в дочь другого. Вот я такого еще не читал. Еще важен режиссер. Режиссер здесь молодой, рьяный, амбициозный, он очень старался. И потом, существенный критерий — гонорар, пускай маленький, но хороший. Наконец, в выборе проекта большую роль играют партнеры. Поскольку в сегодняшнее интересное время я не буду работать со всеми подряд.

— С кем предпочитаете не работать? Может, у вас есть какой-то черный список? Я не прошу называть имена: Вася, Петя, Кологривый...

— Давайте без имен. Но мне абсолютно точно неприятны люди, которые во всеуслышание делят детей, не хочу я находиться рядом в моменты домашних склок. Пускай они решат свои проблемы, а потом уже будем работать.

— В «Зяте» вы снялись вместе с Яном Цапником, он играет отца девушки, который ненавидит вашего персонажа, а в прошлом дружил с ним и кутил так, что до сих пор и страшно, и стыдно. И тут есть пересечение — вы с Цапником однокурсники, учились в ЛГИТМиКе у Владимира Викторовича Петрова и, возможно, тоже вместе кутили, выпивали, спорили, а может, даже ненавидели друг друга...

— Мы никогда не были закадычными друзьями. Выпивали, но редко вместе, потому что у меня был свой круг общения, у него свой. Но мы никогда не конфликтовали. Были те, с кем у меня сложились непростые отношения, но с Яном отношения всегда оставались ровными. И под конец курса мы даже в спектакле на двоих участвовали. Потом жизнь раскидала. Цапник — из числа везунков, которых Кирилл Лавров взял в БДТ. Меня взяли только разгружать товары для секонд-хенда. А встретились мы, когда у каждого уже сложился свой путь. Лучше, хуже, но свой... И работать с Яном мне комфортно, поскольку он профессионал.

— По сути, в картине любовный треугольник, но своеобразный: вы оба любите Алену, но Цапник как отец, а вы как любовник. И это причина страшного конфликта...

— Если моя дочь приведет домой 15-летнего урода, то я встану на рога. А если бы она привела 50-летнего, ну, наверное, меня бы не скоро вывели из состояния комы. Поэтому мне полностью ясна позиция героя Цапника, и в этом смысле, конечно, ему было гораздо проще играть, здесь понятная ситуация. В моем случае роль — немножко на сопротивление. Я никогда не относился к категории мужчин, любыми способами пытающихся за­владеть молодым телом, мне это совершенно чуждо. Поэтому я хотел найти какие-то оправдания в этих обстоятельствах.

— Была в вашей личной жизни история, когда тесть или теща категорически вас не принимали?

— Да. Меня в основном теща не принимала, у нас случались жесткие конфликты. С годами, конечно, все улеглось, и теперь это вызывает улыбку, но были моменты, когда и тряпки, и тапочки летали.

— Только время спасает ситуацию?

— Сейчас, с высоты прожитых лет, я понимаю, что спасают мудрость и знание жизни. А когда страсти кипели, теща была фактически моложе меня сегодняшнего, а я еще только научился попу мыть. Но, слава богу, это осталось лишь в воспоминаниях.

— Фильм «Зять» в первую очередь о любви. Как бы вы сегодня ответили, что такое любовь? Может, в разные периоды жизни вы как-то по-разному отвечали самому себе на этот вопрос?

— Если на вопросы, что такое жизнь, политика, родина, на разных этапах у меня были разные ответы, то, что касается любви, ничего не изменилось. Я как думал, что все в этой жизни благодаря любви и ради любви, так и, дожив до своих 90 лет, к счастью, продолжаю думать.

— Вы говорили, что хорошего артиста от плохого отличает то, что у хорошего много штампов, а у плохого мало. Есть у вас наработанные способы, как достоверно целоваться и играть любовь в кадре? Вот Михаил Ефремов, целуясь на площадке, считал реснички у партнерши, было у него такое ноу-хау...

— Мне в жизни повезло больше, чем партнершам Михаила Ефремова, я с ним не целовался, а если бы целовался, то считал бы не реснички, а секунды.

— Ну а если говорить про поцелуи с Дарьей Петриченко, сыгравшей Алену?

— Поцелуи — это то, что в последнюю очередь меня волновало на съемках. Волновало все, что вокруг этих поцелуев. Я ненавижу на экране не­оправданную пошлость, поэтому хотел избегать сальности и неталантливости в своей игре и что-то с высоты опыта робко старался подсказывать Даше. К ее чести, она даже не пыталась изображать, как многие молодые девочки, что она мегапрофессиональная актриса. Даша прислушивалась, и, мне кажется, нам это помогло.

Я вообще всегда стараюсь искренне любить партнершу с первого дня съемок. Это к разговору, почему с кем-то я не буду сниматься, — к кому-то просто не смогу в нынешних условиях разогреть в себе чувство если не любви, то хотя бы симпатии. А я не хочу обманывать зрителя и дурно изображать чувства на экране. С Дашей все просто, у нее прямые ноги, очень приятная грудь, упругая пока еще попа — это что касается визуального ряда. И она, в общем, неглупый человек и в перспективе весьма талантливая актриса. Поэтому здесь было все просто. А что касается каких-то маленьких секретиков — ну, в первые дни, конечно, мы рты широко не разевали при поцелуях, а потом, что называется, втянулись, и варежка сама раскрывалась.

— А студенты вашей школы актерских техник N School в Дубае задают вам вопрос, как играть любовь?

— Ко мне приходят состоявшиеся в жизни люди, у которых свой бизнес. Им меньше всего нужно актерское мастерство, зато нужен момент раскрепощения. А актерские техники, которые даем я и мои коллеги, помогают раскрыться и логично себя вести в разных сложных жизненных обстоятельствах. Поэтому студентами тех, кто у нас занимается, назвать нельзя.

— Лучше слушателями?

— Так точнее, потому что это все-таки двухнедельные курсы. Нельзя научить быть хорошим актером даже за четыре года. А за две недели можно лишь наметить вектор движения. Вот за что нам и благодарны: многое изменилось в жизни людей именно потому, что они поняли, как распределять свое тело, свою речь в конкретных жизненных ситуациях.

— Кроме этого, что еще их интересует, почему они к вам приходят? Понятно, что они доверяют вам как профессионалу и уважают как личность.

— Да, вчера я не без удовольствия прочитал, что среди наших соотечественников-актеров я на первом месте по доверию. Для меня это гораздо выше любых правительственных наград. Всегда говорил, что стараюсь не обманывать зрителя. И за плечами у меня все-таки что-то есть — я доказал, что и артист я, в общем-то, местами неплохой. Так что, когда люди приходят и на первый вопрос: «Для чего вам это?» — отвечают: «Хочу попробовать воспитать в себе ту же харизму, которую воспитали вы», я понимаю, что они тоже не врут. Ведь я, в общем, не косая сажень в плечах, а, скорее, косая сажень в глазах. Я не огромный брутальный дядька, но создал какую-то иллюзию мужчины на экране. И им то же самое нужно, поскольку многие бизнесмены — весьма тщедушные люди, сделавшие свои карьеры умом. И вот сейчас они осознали, что пришло время, почему бы немножечко не понять, не подсмотреть, как этот паренек из ничего сделал что-то.

— Это правда, что вы никогда принципиально не ходили на кастинги?

— Нет, конечно! Я всю жизнь шлялся по кастингам, но ничего хорошего из этого не вышло. Зато на сего­дняшний день мое самосознание, самоуважение и успокоенность в плане удовлетворения тщеславия позволяют мне говорить, что я не пойду на кастинг, а дальше — ваша проблема. Меня было где посмотреть. Вот прямо было где! Так что, пожалуйста, уделите этому буквально десять минут, и вы поймете, подхожу я вам или нет. И никакого сожаления по поводу того, что меня не утвердят, на сегодняшний день нет.

— Но ваш сын Кирилл ходит по кастингам?

— Ходит. Пока его возраст и статус позволяют это делать.

— А еще он вместе с вами занимается N School и преподает там?

— Мы вообще не преподаем. Мы делимся наработанным опытом. Кирилл и Александр Шульгин — а они вместе работают на курсе — учились в институте гораздо позже, чем я, и новые актерские техники позволяют им смело людям что-то показывать и «растаскивать», говоря на современном молодом языке. Многие ведь нуждаются просто в том, чтобы их встряхнули. И когда здоровый, взрослый 40-летний дядька лежит посреди торгового центра на полу или посреди тротуара, глядя в небо, потому что педагог велел минутное видео прислать, как он лежит на мостовой, представляете, какая степень зажима снимается с человека? А второй его обязан снимать, причем снимать не рядом, а так, чтобы камеры не было видно и чтобы окружающим казалось — человек просто вот лег на дороге. Зажим у нас снимают по-зверски, варварски, и я удивлен, как люди на это идут. Мы даже столкнулись с тем, что некоторым слушателям не хватает двух недель, так что мы шесть недель запустили. И я думаю, почему мне самому такая светлая идея не пришла в голову? Почему она пришла в голову девушке Ксении, которая меня нашла и предложила это делать? Я вижу мгновенный выхлоп у людей. Парни вдруг иначе начинают ходить и иначе выглядеть. Девушки разного возраста — от 18 до 60 — преображаются и выпархивают оттуда, как после пластической операции по увеличению груди. Они вдруг распрямляются, перестают суетиться, трясти ножкой под столом, у них не бегают глаза. Я смотрю и думаю: «Ну вот, наверное, этого всего и не хватало человеку».

Мне нравится, хотя, вопреки домыслам, я зарабатываю весьма скромные деньги на этих курсах. Достаточно просто понять, сколько стоят два перелета туда-обратно бизнес-классом, они же съедают львиную долю всего, что я заработал, остаются копейки! Я ведь не могу себе позволить сидеть там все две недели. Я начинаю курсы, и дальше ребята подхватывают и тащат на себе основную работу. А я потом закрываю программу, и в конце у нас финальные концерты.

— Если бы вы искали для себя подобные интенсивные курсы, кому из мировых звезд вы могли бы отдаться?

— Сейчас у меня уже нет такой потребности — с фанатизмом пытаться вдруг себя менять. Я это делаю еже­дневно, но какими-то собственными стараниями, собственными усилиями. У меня нет кумира, к кому бы я хотел пойти обучаться.

— А поговорить?

— С кем хотел поговорить, я поговорил. Мне посчастливилось, я пообщался с Олегом Ивановичем Янковским, не­много соприкоснулся с Робертом Де Ниро, какие-то вещи просто смотрел, слушал. Не могу сказать, что хочу продолжить череду знакомств, мне уже комфортно вариться самому с собой и с теми искорками, которые пока еще сыплются на меня с неба.

— Но вы говорите, что меняете себя каждый день. А как? В какую сторону?

— В моем возрасте не так важно, куда ты идешь, важно, что ты еще идешь. Вот и я пока еще иду и чувствую еще какие-то вспышки внутри себя. И радуюсь, что они есть, эти вспышки.

— Во время прошлой нашей встречи вы говорили, что всю жизнь идете к свету. Что это для вас ­значит?

— Знаете, я недаром перестал смотреть сложное кино. Мне для того, чтобы понять, что в этом мире есть зло, больше не нужно убеждаться в этом на экране. Вот эти вещи я точно стараюсь от себя убирать. Что касается остального — это мои секреты, идите к черту. Зачем я буду их выдавать? Чтобы все вдруг стали светлые и талантливые? Пусть будет ярко виден на фоне общего мрака мой вялый огонек.

— Дмитрий, может, вы и не смотрите сложное кино, но вы в нем снимаетесь.

— Я снимаюсь в сложном кино, да. И удивлен огромным рейтингом сериала «Чикатило».

— Во-первых, зло привлекает. Во-вторых, там в главной роли Нагиев. Вы же слышали? Все хотят посмотреть, как он справился.

— Да, вдруг получилось...

— Вы играете в абсолютно разных жанрах, в разных амплуа. Но комедии превалируют. Есть ли какая-то специфика работы в них?

— Сейчас я снимался в комедии, и режиссер говорит: «Давайте вот здесь попробуем сыграть драматично». Мое мнение — что драматично играть гораздо проще. Очень тяжело тонко, свое­временно и не пошло смешить зрителя. Для меня комедия — это высочайший жанр, и я поражаюсь цинизму этого мира, когда актеры, блистательно работающие в «Пиратах Карибского моря», не получают призов. Для меня это загадка и большая несправедливость.

— Сейчас у вас много проектов в разной степени готовности (какие-то на старте, какие-то недавно вышли, какие-то вот-вот будут показаны зрителю), среди них «Папу маме заверни», «Новый год в Березовке», «Елки», «Кто быстрее?», «Злые люди», «Актерище»...

— О, «Актерище»! Мы его ждем, это грядущая бомба, проект KION. Там была тяжелейшая история по съемкам, они закончились вчера. После «Физрука» я не брал такие большие проекты. Меня сначала поразил сценарий. Ну просто поразил! Разорвал! Я давно не видел материала сильнее. Потом был момент расстройства и шок, когда в режиссерское кресло продюсеры посадили автора сценария Дмитрия Невзорова. И потом второй шок меня настиг от работы с этим человеком, который буквально веревки из меня вил. Молодой, 38-летний парень подсказывал, что делать на площадке.

— Здорово, будем ждать. А нет ли у вас на подходе каких-то детективов, триллеров?

— Кроме «Злых людей» — нет. Это драма, расследование, детектив. К счастью, не современный — костюмированный, исторический. Но там у меня не очень большая роль.

— Когда вы выбираете материал, для вас значим вопрос: можно ли этой ролью всех удивить? Чтобы потом сказали: «Ого, как он смог!»

— Я сейчас меньше копаюсь в сценариях, наслаждаюсь тем, что мне предлагают, называя некие суммы, которые в прессе весьма преувеличены. Думаю, если вы поговорите с режиссерами, они вам подтвердят, что я отрабатываю то, что выпало на сегодняшний день, и стараюсь делать из неяркой роли подобие хорошей истории. Мой подход к работе не изменился. Я просто продолжаю работать, делаю, что умею.

— Вы же слышали, что искусственный интеллект начинает заменять артистов? Вот сейчас все обсуждают, что на одном из каналов планируют снимать продолжение истории про Штирлица и в главной роли может быть не актер, а дипфейк Вячеслава Тихонова. Об этом хотят договориться с его дочерью. Я сначала не поверила, но оказалось, все всерьез. Как вы смотрите на такую перспективу — оживление Тихонова и других артистов? Как вам такая вечная жизнь ушедших звезд?

— Я не понимаю, почему все разговоры идут об оживлении артистов, играющих про войну? Может быть, открыть секрет, что есть еще масса тем: любовь, путешествия? Причем не из Петербурга в Москву, как писал классик, а по миру. Зачем этого несчастного Штирлица мучают? Сколько можно... Что касается вечной жизни артистов — для меня это отвратительно! И если говорить про искусственный интеллект, видимо, это опасная штука. Как кто-то сказал, что это единственно правильный выбор, о котором мы будем жалеть всю оставшуюся жизнь.

— 22 февраля в Москве будет показан спектакль «Кыся», которому исполнилось уже 25 лет.

— «Кыся» живет как-то сама по себе. И без афиш, без реклам полностью продает любые залы.

— Да, билеты исчезают стремительно.

— Я пытаюсь анализировать: почему? Если зал на три тысячи — вот три тысячи зрителей и приходят, зал полный. Если пять тысяч — полный. Тринадцать — тоже полный. Наверное, потому, что мы стараемся. Прошлый спектакль был ужасен для меня, я порвал ногу прямо на сцене, есть видео. Не мог шевельнуться от разрывающей боли в ноге. И обратился к зрителям — не в образе кота, а в образе Димы Нагиева: «Простите меня, пожалуйста, я порвал мышцы, буду доигрывать как смогу». И зритель, в общем, принял, понял, а в конце встал и аплодировал, хотя я ползал по сцене, как гусеница, а не метался, как кот.

25 лет — ну, наверное, это хороший срок, чтобы уже начать сушить весла спектакля «Кыся»...

— А может, это не предел? Для «Юноны и Авось» не предел 43 года в стационарном театре. А 25 лет для антрепризы — тем более!

— Да, и это большая честь для меня. Я продолжаю перед каждым спектаклем собирать труппу и говорить: «Ребята, попробуйте удивить друг друга». Так что количество придумок и импровизаций не уменьшается. Стараемся, ей-богу.