Анна Невская: «Я Была в легком шоке, когда впервые увидела себя на экране»

«Жизнь течет: сегодня хорошо, завтра не очень. Невозможно все время быть счастливым — как и несчастным. Самые ценные — эти короткие моменты перехода, когда вдруг становится легче. Иногда это и впрямь десять секунд, но они запоминаются», — говорит Анна Невская, актриса комедийного сериала «Рейс-314» для ТНТ.

— «Рейс-314» на ТНТ — первый российский комедийный сериал о выживании на борту терпящего крушение самолета. Звучит интригующе…

— Наш сериал — классический ситком: легкий, забавный, без сложных смысловых слоев и серьезных посылов, просто развлекательный проект. Надеюсь, получилось смешно.

— Я правильно поняла: самолет в небе, а пилота нет?

— Да. Как это случилось, рассказывается в первой серии. Главного героя играет Максим Лагашкин. Его персонаж, чтобы срочно покинуть страну с крупной суммой денег, находит своего «почти двойника» — настоящего пилота — и меняется с ним местами. Садится в кабину, совершенно не понимая, как управлять машиной. Второй пилот, который есть на борту, выбывает из игры — его не могут разбудить. Самолет нужно посадить, но герои сбиваются с курса, попадают в запретную зону, их пытаются сбить… В общем, авторы придумали множество неожиданных поворотов. Сюжет динамичный, с элементами абсурда и далек от реализма.

— Расскажите о вашей героине. Вы играете одну из пассажирок?

— У меня главная женская роль — жены героя Максима Лагашкина. В начале истории она стервозная, уверенная в себе женщина, окруженная роскошью — бриллиантами, золотом. Но вскоре теряет все и вынуждена бороться за жизнь, идти на крайние меры, даже отдавать свои драгоценности, чтобы попасть на борт.

— Не симпатична она вам?

— Как сказать… Мне интересны такие персонажи — яркие, резкие, с характером. В них всегда можно найти что-то для игры, попробовать то, на что в жизни не решилась бы. И конечно, эту женщину можно понять: она выживает. Любого, даже неоднозначного героя, зритель должен понимать и чувствовать.

— Где снимали? Строили специальные декорации?

— В павильоне полностью воссоздали интерьер самолета: и кабину пилотов, и пассажирский салон с рядами кресел, иллюминаторами, багажными полками и проходами. На площадке работал консультант — профессиональный пилот: в кадре много сцен в кабине, нам важно было понимать, как все устроено, и не выглядеть дилетантами. Он подробно объяснял, кто за что отвечает, как работают приборы и как летчики общаются с диспетчерами. Да, в полете многое делает автоматика, но пилоты постоянно контролируют показания и в ключевые моменты принимают решения.

— Теперь, когда садитесь в самолет, лучше представляете себе работу летчиков?

— О да, теперь я точно знаю, какая тесная у них кабина. Когда мы впервые туда зашли, я была в шоке — развернуться почти невозможно. Перед глазами — огромная приборная панель, по бокам — минимум места, рядом еще один пилот — и так весь полет. На съемках у нас было две площадки: одна — с общим видом кабины, другая — для крупных планов приборов. Ради камеры часть декораций поднимали чуть выше, чем в реальности, но, когда снимали сзади, работали почти в реальных условиях: пространство крошечное, в полный рост не встанешь.

— Быстро нашли контакт с партнерами по съемкам?

— Со многими — да. С Максимом Лагашкиным мы пересекались и раньше, пусть ненадолго; с остальными познакомились уже в процессе. Команда оказалась отличной, атмосфера — теплой.

— А как вам команда в сериале «Универ. Молодые»? Вы пришли на второй сезон, в уже сложившийся коллектив. Удалось ли быстро сработаться с Сергеем Пиоро, Мариной Федункив и Виталием Гогунским?

— Мы без проблем нашли общий язык, хотя раньше на площадке не пересекались. Как мне кажется, сработались хорошо. В сериале сильный актерский ансамбль, и мне было приятно стать его частью.

— Ваша героиня Вероника — новый ректор МВГУ. У нее непростые отношения с бывшим мужем Зуевым. В жизни бывали похожие ситуации? Помог ли личный опыт?

— Недопонимание между близкими случается часто: из-за амбиций и самолюбия мы не всегда видим вещи такими, какие они есть. Признавать свои ошибки трудно — чужие легче. Так и наши герои годами не могут договориться, хотя все время пытаются это сделать. Личный опыт, конечно, помогает: проще понимать мотивацию в сценах, где нужно пройти путь от обиды к диалогу.

— В чем, на ваш взгляд, главная миссия Вероники?

— Вероника — человек действия, она приходит из прошлого Зуева и помогает зрителю понять его характер. Своим появлением выводит его из зоны комфорта, заставляет реагировать порой неординарно и раскрывает его не только как руководителя, но и как мужчину. С ней усиливается конфликт — и от этого становится интереснее: герои будто соревнуются, а чем это завершится, узнаем в финале сезона.

— А где играть сложнее — в комедии или драме?

— Нет такого, чтобы где-то было проще. Но съемки в комедиях проходят очень весело. А я человек «хохотливый», мне нравится, когда мои коллеги работают с юмором, когда на площадке царит легкость.

— Вы не думали о том, чтобы попробовать себя в сценарном деле, режиссуре или продюсировании?

— Думала. Но таланта к этому, честно говоря, не чувствую. Есть такой термин — «актерская режиссура». Когда актер ставит спектакль, это видно: работа строится на актерской органике, каких-то профессиональных приемах. А настоящий режиссер видит действие целиком, все полотно. Это совсем другой уровень.

— Часто можно услышать мнение, что с режиссерами, которые сами были актерами, работать проще: они лучше умеют донести задачу.

— А мне, наоборот, это не близко. У актеров-режиссеров часто все сводится к так называемому «режиссерскому показу». То есть играть надо, как тебе показали. Я так работать не могу. Мне важно, чтобы режиссер объяснил, в чем конфликт сцены, поставил задачу. А дальше — это уже наша территория, актерская. Люблю, когда режиссер видит во мне определенную фактуру, органику, но при этом оставляет свободу в рамках своего замысла. Тогда рождается настоящее сотворчество.

— С кем вам особенно комфортно было работать?

— С Жорой Крыжовниковым. Он никогда ничего не показывает. Просто выбирает актеров, которые ему нужны, и доверяет им. Может подойти и сказать: «Вот эту фразу поищите, пожалуйста». Все. Он точно знает, чего хочет. Да, бывает, что посмотрит материал, задумается и говорит: «Переснимаем». Может себе это позволить, потому что он монтирует прямо на площадке и сразу понимает, что работает, а что нет. И пока придумывает, как переснять, все ждут. Вот это я называю настоящей режиссурой.

— В одном интервью вы сказали, что не любите пересматривать проекты, в которых снимались. Почему?

— Я довольно самокритична, а это опасно: нельзя слишком много себя ругать, лучше — хвалить. Ну и потом, когда смотришь на себя со стороны, будто наблюдаешь за совершенно другим человеком. Наше внутреннее представление о себе всегда отличается от того, как нас воспринимают окружающие. Когда впервые увидела себя на экране, испытала легкий шок. Моя первая большая роль — в ситкоме «Кто в доме хозяин?». Это было так давно! Нам устроили просмотр первых серий на большом экране, и я подумала: «Какая же я большая!» Ведь камера действительно увеличивает, искажает масштаб. В жизни часто встречаешь актеров и удивляешься: «Ой, какой он маленький!»

— Еще вы говорили, что совсем не читаете рецензии на свои работы. А как насчет зрительских отзывов, комментариев, мнений в соцсетях?

— Вообще ничего не читаю. Сейчас столько мусора… Любой может написать что угодно, как на заборе. Это невозможно контролировать. Я поняла одну важную вещь: люди необъективны. У каждого свое мнение — о тебе, о твоей работе, внешности, стиле, о том, как ты одет. У каждого. И если на это обращать внимание, можно просто сойти с ума. Поэтому я доверяю только себе и своей интуиции.

— Кто для вас самый важный человек, чьему мнению вы доверяете? К чьей критике прислушиваетесь?

— Сложный вопрос… Раньше я бы сказала — муж. Но потом поняла, что нет. Когда мы работали вместе, это оказалось слишком сложно, чуть не дошло до развода. (Муж Анны — актер и продюсер Дмитрий Клепацкий. — Прим. ред.) Совместная работа вносит напряжение. Все равно остается субъективный взгляд: тебе кажется, что человек не прав… Наверное, у меня вообще сложные отношения с критикой. Я ее не воспринимаю, не люблю, когда меня критикуют.

— А как же ваш мастер в институте Олег Кудряшов? Его мнение вам важно? Может быть, он дал вам какие-то наставления, которые вы помните до сих пор?

— Ой… Однажды я пригласила Олега Львовича на спектакль. Это было давно, я играла в мюзикле «Иствикские ведьмы». Мне тогда казалось, что все у меня получилось замечательно: зрители меня любят, все здорово… А он меня раскритиковал в пух и прах. Я была в таком шоке! И вот тогда Дима Певцов — мы работали вместе — меня поддержал: «Ты классная, забудь! Зачем ты вообще его позвала?» Дима тогда уже был звездой и авторитетом для нас, никому еще не известных.

— Кудряшов всегда был таким жестким?

— Да, у него было тяжело учиться. Но я понимаю, зачем он так делал, и очень ему благодарна. Потому что для актера самокопание — это важно. Если его нет, ты становишься пустым, просто красивой картинкой в соцсетях. А самокопание — путь к правде. Сейчас с этим сложнее. В индустрии так много ремесленничества: все хотят быстро, быстро, быстро… А в этом «быстро» и теряется суть профессии. Пропадает магия.

— Вы сказали, что довольно самокритичны. Это связано с заниженной самооценкой?

— Нет, с самооценкой у меня все в порядке. Я имела в виду, что самокритика для творческого человека — это скорее стимул к росту и саморазвитию. Вообще, многим актерам свойственно постоянно анализировать себя, искать новые глубины, испытывать внутреннее напряжение. Это часть профессии. Существует понятие драматерапии, которое, насколько я помню, выросло из учения Карла Юнга. Последователи драматерапии использовали театральные сценки в работе с пациентами, помогая им проживать свои внутренние трагедии через искусство. Мне кажется, актерами часто становятся именно те люди, у которых есть потребность в такой своеобразной сублимации. Они хотят переосмыслить, прочувствовать, прожить что-то важное для себя. 

Внутреннее напряжение, постоянный анализ, копание в себе — все это часть актерской профессии. Те актеры, которых я действительно уважаю, в жизни, как правило, скромны. Они не стремятся привлекать к себе излишнее внимание, но стоит им выйти на сцену — происходит настоящее чудо. Например, Евгений Миронов… Я его просто обожаю! Увы, пока не довелось с ним работать, это моя мечта. В обычной жизни он сдержанный, но на сцене — бог. Невероятно органичен, его внутренняя магия захватывает, очаровывает. «Харизма» — слишком модное слово, я его не люблю. Скорее, это обаяние в чистом виде. А есть актеры, которые любят поговорить с коллегами, побалагурить, пошутить, по-барски заходят в кадр… Камера включается — и… что-то гаснет в них. Им нечего дать.

— Анна, вы когда-нибудь задумывались: если бы не выбрали профессию актрисы, кем могли бы стать?

— Честно? Даже не думала об этом. С детства знала, что хочу быть актрисой. Конечно, сначала надо было получить «нормальную» профессию, как все. Я поступила на филологический факультет, проучилась год — и поняла, что не могу, не мое это. Поехала в Москву и поступила в театральный. Поэтому, кем могла бы быть, не знаю. Но совсем неплохо уметь что-то еще. Я, например, получила диплом инструктора по йоге: давно занимаюсь, прошла почти годичное обучение, сдала экзамены по анатомии, физиологии, философии йоги. Теперь у меня есть сертификат, могу преподавать.

— А в своей профессии готовы на эксперименты?

— Конечно! Это же очень круто — испытать, преодолеть себя. Так же и со спортом: меня часто спрашивают, зачем я все время занимаюсь фитнесом. Удивляюсь: «Как зачем?» Я тренируюсь минимум три раза в неделю, и это стало частью моей жизни. Тут даже дело не во внешности, я просто не могу без этого. Когда преодолеваешь себя, выполняешь пусть простые физические упражнения, наступает удивительное ощущение удовлетворения. Вырабатываются эндорфины, становится хорошо на душе. Это как делать добрые дела — безумно приятно. Я как-то заботилась о бездомных собаках и думала: ну что это за ерунда, мелочь? А потом поняла: любое добро имеет значение. Мне кажется, это необходимость — делать хоть что-то хорошее. Доказано: люди, которые помогают другим — животным или другим людям, гораздо позитивнее смотрят на жизнь.

— Я недавно брала интервью у психолога, мы говорили о зависти. Она сказала: один из способов справиться с этим чувством — помогать другим, переключать внимание.

— Абсолютно согласна. Это и правда хороший способ выйти из депрессии: переключаешься со своих проблем на чужие. Когда можешь что-то сделать для другого, ты забываешь о себе и своем эго — и это прекрасно. Но я поняла, что очень остро переживаю чужую боль. Видимо, это профессиональное, или, может, я слишком чувствительная. Мне всегда тяжело. Понимаю, что не могу помочь всем, но поддерживаю какие-то конкретные фонды, помогаю материально.

— Вернемся к профессии актера. Что для вас самое приятное в этой работе?

— Многое. Конечно, радует гонорар, но самое ценное — это любовь зрителей. Правда, внимание публики не всегда бывает комфортным. У меня, например, был поклонник, который приходил на каждый спектакль, ждал у служебного входа с подарками и альбомом моих фотографий из интернета. Было жутковато. Другой поклонник вообще узнал мой адрес и пришел домой. Постучал в дверь: «Анна, откройте, я просто хочу на вас посмотреть». Вот тут стало уже по-настоящему страшно. В самолете иногда на меня пристально смотрят: «Я вас где-то видела… где же?» Ну я же не буду перечислять все проекты! Обычно шучу: «Это не я, это моя сестра-близнец».

— А когда просят сфотографироваться?

— Не люблю. Раньше соглашалась, думала: людям приятно, мне несложно. А потом увидела, что эти фотографии выкладываются в Сети, продюсеры на них смотрят и делают выводы: «Ой, она, оказывается, вот так выглядит».

— Анна, ваш муж тоже актер. Это помогает или усложняет семейную жизнь?

— Он сейчас еще и продюсер. Сложно сказать… С одной стороны, профессия непростая: ночные съемки, переезды, постельные сцены. Конечно, всякое бывало, но он понимает специфику. Хотя фильмы со мной старается не смотреть, особенно сцены с объятиями или поцелуями. (Смеется.) Мне самой неприятно, когда он с другими женщинами в кадре. Но я стараюсь разделять: работа — отдельно, личное — отдельно.

— В актерских семьях нередко возникает соперничество: успех одного из супругов бывает непросто принять другому. Ваша актерская судьба сложилась более удачно, чем у Дмитрия. Это не стало проблемой?

— Нет, абсолютно. И потом, продюсирование ему гораздо ближе. Ему нравится руководить, принимать решения. Он понял, что быть просто актером — сидеть и ждать — для него слишком тяжело. Но если говорить вообще об актерах… Конечно, конкуренция в профессии существует. Постоянно мучает вопрос: «Чем я так плох? Почему меня не берут?» Иногда невозможно объяснить, почему утверждают одного, а другого нет. Прекрасные актеры остаются без работы. Просто не то лицо, не тот типаж — и все.

— То есть актерский успех — это лотерея?

— Отчасти да. Я знаю очень сильных актеров, которые остаются без работы. Настоящие трудяги! Помню, когда расформировали один московский театр, артисты, чтобы просто выходить на сцену, за свои деньги арендовали площадку и ставили спектакль. Это как воздух — без сцены невозможно.

— Считаете ли вы себя везунчиком в профессии?

— Наверное, местами. Я бы сказала, могло бы сложиться и лучше. Были провалы, потом приходилось догонять. Мне очень повезло, когда меня утвердили на роль в большом проекте «Кто в доме хозяин?». До этого я в основном играла в мюзиклах, почти не снималась, только в эпизодах. А мне уже было 29 лет. Но в итоге я благодарна судьбе, что все произошло именно так.

— Вас критиковали: мол, ситком — несерьезно…

— О да, я через это прошла. Сейчас отношение уже спокойнее — сериалы не считаются низким жанром. А тогда многие ходили с задранными носами: «Только большое кино!» И где оно теперь, это большое кино?.. После «Кто в доме хозяин?» у меня целый год не было предложений. А потом все резко изменилось — особенно с появлением стриминговых платформ. Мир ушел в интернет, и я только улыбалась: «Ну что, поменяли свое мнение?»

— Бывали моменты, когда вы жалели, что согласились на какой-то проект?

— Нет. Сожаление, как и злорадство, — пустая трата времени. Сейчас модно упрекать: снялся не в том, сделал не так. Но актер работает с материалом, который получает. Поэтому вопросы прежде всего к автору. Как-то Брэда Питта, когда в Америке раскручивалась вся эта история с расизмом, попросили: «Выскажите свое мнение, вы же звезда, публичная персона». А он ответил: «Я актер. Мажу лицо тональным кремом и произношу написанный кем-то текст. Что вы от меня хотите?» Великолепная самоирония.

— Сергей Юрский говорил, что он благодарен за то, что не снялся в лишнем.

— Очень мудрые слова. Но понять заранее, что проект окажется лишним, сложно. Особенно сейчас. Актерам часто присылают только пилотную серию. Ты читаешь, думаешь: «Классно!» — соглашаешься. А потом приходят сценарии следующих серий, и ты понимаешь, что все не так хорошо, как хотелось. Но поздно метаться, когда уже в деле. Теоретически можно отказаться, но я так не умею. А бывает и наоборот. Например, «Звоните ДиКаприо!». Не было сценария с самого начала. Но потом режиссер сказал: «Мы писали роль под вас». А я-то думала, что ничего особенного не делаю. Ведь меня с института, со школы больше ругали, чем хвалили. И вдруг слышишь такие слова — и понимаешь: не зря все было. Актеров ведь хвалят очень редко. Чаще ругают.

— Анна, а как вы отдыхаете, что помогает расслабиться?

— Я очень люблю путешествовать. Но сейчас с перелетами стало сложно: дорого, долго и утомительно.

— Обычно путешествуете с мужем?

— Да, чаще всего вдвоем.

— Вы как-то говорили, что вам даже скучно одной, без мужа, ходить в магазин.

— Наверное, шутила. Было время, когда мы действительно все делали вместе. Сейчас не настолько, но путешествия и какие-то важные дела — по-прежнему вдвоем.

— А в чем секрет вашего долгого и счастливого союза?

— Честно? Наверное, в том, что мы не выставляем чувства напоказ. Я вообще считаю, что личное должно оставаться личным. Мне важно, как актер играет, как певец поет. А кто он в быту, с кем живет, сколько у него детей и как их воспитывает — мне неинтересно. Но информации сейчас так много, что хочешь не хочешь — все равно узнаешь. Хотя я понимаю людей, которым интересно подглядывать в чужие окна. Это нормальное любопытство. Но сама я всегда предпочитала оценивать по делу: роль, работа, песня.

— Вы человек общительный? Совсем не можете быть одна?

— Я социальный человек, люблю общение и новые знакомства. Но мне обязательно нужно дозированное одиночество — час-два, иногда полдня. Это помогает перезагрузиться и снова захотеть к людям. Вообще, я так скажу: аскеза — это очень здорово, потому что у нас такой уровень дофамина — все время нужно больше, больше, больше. Когда сознательно снижаешь стимулы — например, кофе до одной чашки в день, — простые вещи снова начинают радовать. То же со сладким, едой, шопингом. С возрастом многое притупляется: можешь себе позволить почти все, и от этого хочется еще. 

Я иногда устраиваю «пост» — месяц ничего не покупаю. И потом поход в магазин снова приносит удовольствие. Посты вообще не только про диеты. Отказался на сорок дней от алкоголя или мяса — и как будто заново открываешь вкус. Помню, пробовала трехдневное голодание у моря. Дальше не смогла — остановилась. Но уже на вторые сутки базовые желания отступили, и неожиданно пришло вдохновение — я начала писать стихи, хотя никогда раньше этого не делала. Выходила из голодания спокойно: не тянуло ни на кофе, ни на алкоголь, ни на десерты. Ты учишься довольствоваться малым, и именно в этом снова находишь вкус к жизни. Пресыщенность, наоборот, ведет в тупик.

— Анна, а когда вы в последний раз были по-настоящему счастливы?

— Недавно, в Таиланде. Я неожиданно свалилась с каким-то вирусом: ломота, голова раскалывается, температура всего 37,5, а ощущение — как будто 40. Два дня провела в каком-то коматозе. А на третье утро проснулась — отпустило. Птицы поют, огромные окна на вилле, я вся мокрая после жара, но понимаю: хочу есть, хочу кофе в семь утра. И думаю: «Боже, счастье — это так просто». Резкий переход из «плохо» в «хорошо» — и ты абсолютно счастлива. Помню, как когда-то на роскошной яхте в Монако мне было ужасно — не те люди рядом, не та компания. И наоборот: покормил бездомное животное, погулял по парку — и мир снова на месте.

— Часто ли бывают такие моменты? Гете, например, говорил, что за всю жизнь у него набралось семь минут счастья.

— Жизнь течет: сегодня хорошо, завтра не очень. Невозможно все время быть счастливым — как и несчастным. Самые ценные — эти короткие моменты перехода, когда вдруг становится легче. Иногда это и впрямь десять секунд, но они запоминаются.