«Как сказать отцу, что машина, подарок президента, пропала? Единственное, что меня оправдывало, — это то, что я предпринял все противоугонные меры, но «мастера 90-х» оказались ловчее. И знаете, как отреагировал папа? В стихах! Всего текста я не помню, но финал был такой: «Сынок, пусть это будет худшим из зол. Будь счастлив, наш отпрыск — лопух и козел». Папа был гениальным импровизатором», — рассказывает Андрей Караченцов, сын актера.
По случаю семидесятилетия «Ленкома» в 1997 году организовали грандиозный вечер, который посетил Борис Николаевич Ельцин. Всем народным артистам действующий президент тогда подарил по машине, ключи вручил прямо на сцене. Естественно, это были отечественные автомобили — седьмая модель «Жигулей». Кстати, папа хорошо знал Ельцина — они встречались на теннисном корте. У отца, обожавшего водить, на тот момент машина уже была — иномарка. Поэтому «Жигули» папа передарил мне. Я тогда только получил права, и в качестве первого автомобиля — то, что надо. Более того, прямо под цвет машины у меня была стильная кепка, которая очень нравилась моей невесте Ирине. И вот на новеньких «Жигулях» покатили мы с Ирой на дачу. Вторая моя поездка состоялась в институт (я учился на последнем курсе МГИМО) — еще даже не успел опустеть бензобак, залитый первый раз на заводе. Припарковался, надел фиксирующие блоки на руль, на педали. Выхожу из университета после пар — машины нет. Была надежда, что ее переставили дорожные рабочие, но они сказали, что ничего не знают и не видели… Вызвал милицию, составили протокол об угоне. Звоню Ире: «Нет больше твоей любимой кепки!» — «А где она?» — «В машине». — «А где машина?» — «А машину угнали». Как сказать об этом отцу? Все-таки подарок президента… Единственное, что меня оправдывало, — это то, что я предпринял все противоугонные меры, но «мастера 90-х» оказались ловчее. И знаете, как отреагировал папа? В стихах! Всего текста я не помню, но финал был такой:
…Сынок, пусть это будет худшим из зол,
Будь счастлив, наш отпрыск — лопух и козел.
Папа был гениальным импровизатором. Частушки, четверостишия сочинял с лету. Вот пример: Новый год, уже собрались все гости. Стол накрыт, мама выставляет последние блюда. Ждем папу — в половине одиннадцатого он должен приехать из театра. Минута в минуту отец появляется: «Люда, подарки всем купила?» — «Да». — «Так, давай говори мне — кому какой подарок, а я напишу поздравления». И папа за полчаса, учитывая особенности характера каждого гостя, его увлечения, слабости, сочинил на всех поэтические шаржи и в них обыграл подарки. Гости умирали со смеху. Оказаться в Новый год у Караченцовых считалось за честь. Папа чего только не вытворял — и все было ему в удовольствие: и пел, и на гитаре играл, и на балалайке, и на фортепиано. Удивительно, но музыкальную школу он не оканчивал — все освоил сам.
Я не понимаю артистов, которые не умеют импровизировать, не могут заполнить паузу шуткой, интересной историей — что на сцене, что в компании за столом. Талант и харизма папы заполняли собой любое пространство. Николая Караченцова всегда было слышно и видно отовсюду. Не зря Марк Анатольевич Захаров, когда нужно было поздравить с юбилеем почтенного актера или коллектив театра, брал с собой только папу. Караченцов выскакивал на сцену и сообщал: «Я сегодня не один, а с ассистентом». На этих словах из-за кулис появлялся Марк Анатольевич. Что только папа не заставлял делать собственного худрука, даже зайцем прыгать. А Захаров — сам человек огромного юмора и даже сарказма — был готов выполнить все, потому что доверял папе, его вкусу, его художественному чутью.
А сколько отец знал анекдотов — мог потягаться с самим Юрием Никулиным! Бывало, он приводил меня маленького на представления в цирк на Цветном бульваре. Нас провожали в директорскую ложу, куда вскоре заходил Юрий Владимирович: «Коля, ты же много раз смотрел представления. Давай-ка мы с тобой коньячку выпьем». Они наполняли рюмочки и давай сыпать анекдотами! Рассказывали по очереди и не могли остановиться. Мне кажется, по человеческой сути папа и Никулин были очень похожи. Невероятно добрые, отзывчивые, остроумные, талантливые, активные… Вот идет папа по улице и видит грустного человека. Остановит его, анекдот расскажет, по плечу похлопает.
Вся жизнь в нашем доме была подстроена под гостей. Они приходили практически каждый день. Мама, которая тоже была занята в театре, после спектакля мчалась домой и на скорую руку накрывала на стол. Потому что знала — Коля придет не один. Во время этих застолий я, как правило, тихо сидел в своей комнате и готовил домашние задания. Иногда ко мне кто-то заглядывал — звал присоединиться к столу. Но я чаще всего вежливо отказывался. Не говорить же людям, что у нас подобные застолья с ночными посиделками происходят постоянно и уже изрядно мне надоели.
— Каким Николай Петрович был в быту? Вне сцены.
— Папа был далек от быта. Он не то что еды — даже чая не мог себе приготовить. Бытовые вопросы решала мама. При этом отец был педантичным — любил, чтобы все лежало на своих местах. Во время его гастролей персонал гостиниц изумлялся, какой порядок царит в номере Караченцова. Так же было и дома. Единственное, до чего у папы не доходили руки, — разобрать высоченную кипу сценариев на рабочем столе.
— Следил ли отец за вашей учебой, когда вы были школьником?
— Если у меня возникали сложности (например, мне какое-то время не давались алгебра и геометрия), папа относился к этому спокойно. Говорил: «Сын, не волнуйся, все образуется, потихоньку разберешься и будешь получать хорошие оценки!» Так оно и происходило. Учился я хорошо, но иногда папу вызывали в школу. Не знаю, что было в приоритете у директора и учителей: организационные вопросы или желание пообщаться с известным артистом. Папа от родительских обязанностей не увиливал — если был в Москве, шел по первому зову. Я его жалел — у папы столько дел: спектакли, фильмы, поездки. А тут все школьники ему в спину тычут пальцем: «Вон, Караченцов пошел!» И так мне обидно было, так хотелось папу оградить от досужего внимания, что я чуть не с кулаками стал бросаться на любопытствующих.
— А как он вас воспитывал?
— От своей мамы Янины Брунак, балетмейстера-постановщика по профессии, отец перенял строгость в воспитании. Но строгость эта проявлялась по-особенному. Папа никогда меня не наказывал и не повышал голоса. Просто он не сюсюкал. Мог ничего специально мне не объяснять, я сам понимал и чувствовал, чего он от меня ждет. Наблюдал за ним: как надо относиться к людям, как дружить. Никакого давления, жесткости со стороны отца не было. Но строгостью от него веяло, и я учитывал, что у него это в запасе имеется. Этот же метод я апробировал на собственных детях — стараюсь воспитывать их своим примером.
— А он вас баловал? Все-таки популярный актер, хорошо зарабатывал, выезжал за рубеж — мог себе позволить больше, чем рядовые советские граждане.
— Это было — не скрою. Надо начать с того, что я тоже с родителями часто выезжал за границу. Для советских детей — невиданная роскошь! При этом на гастроли и в киноэкспедиции по СССР родители меня с собой не таскали. Я мог спокойно учиться под присмотром бабушек. А вот под заграничные поездки меня отпрашивали в школе. Я первым среди ровесников посмотрел Америку, Англию, Индию, Финляндию…
Оказавшись в Хельсинки, советские артисты впервые столкнулись с такими понятиями, как «однорукий бандит». Бросаешь монетку, на мониторе крутятся картинки и цифры, а потом выпадает, например, десяток монеток. Или ничего не выпадает. Я как-то научился общаться с этими автоматами и все время выигрывал. О моих успехах быстро узнали папины коллеги, и я стал принимать ставки от них. Ходил по нашему туристическому автобусу и собирал деньги. Мне говорили: «Давай, Андрюша, хотим посмотреть, как ты это делаешь!» А потом я честно возвращал каждому его выигрыш, покрывая лишь расходы на сгоревшие ставки.
В Хельсинки папа исполнил мою мечту — купил мне скейт! Тогда в Москве это было в новинку, мало кто знал, что это такое. Зато я, счастливчик, ходил с доской в обнимку, привлекая завистливые взгляды мальчишек и внимание девочек. А в Англии папа мне купил много коллекционных моделей автомобилей. У меня есть фотография, как я сижу по-турецки на кровати, а вокруг расставлены все эти машинки — штук 30—40. Советские дети могли об этом только мечтать, а у меня была целая коллекция! Конечно, это баловство!
Ну а в середине 90-х папа привез мне из Америки компьютер. И это был один из первых персональных компьютеров в России. Состоял он из громадного кубического монитора, массивного металлического системного блока и клавиатуры. Как папа все дотащил, ума не приложу… В системный блок вставлялись дискеты, на них были записаны игры. Радости моей и моих друзей не было предела. Можно сказать, папа открыл для меня окно в мир техники — с гаджетами я с тех пор на «ты».
— Андрей, а поездку в Америку вы помните? «Ленком» со спектаклем «Юнона и Авось» на гастроли в Нью-Йорк пригласил сам Пьер Карден!
— Я восхищаюсь такими людьми, как Пьер Карден, — когда у талантливого человека есть и предпринимательская жилка. Но и этого мало. Если такой человек еще и меценат — ему цены нет! Таким и был Карден, он умел восхищаться чужими талантами и открывал их миру. Побывав в Москве на «Юноне и Авось», он буквально заболел этим спектаклем. И сделал все, чтобы мир увидел и оценил «русское чудо»! Организовал гастроли спектакля в Париже, а спустя семь лет — в Америке. Артистам «Ленкома» Карден старался создать самые комфортные условия. Он был внимателен и щедр даже к актерам массовых сцен, ну а исполнителей главных ролей: Шанину, Абдулова, Караченцова — просто заваливал подарками. Папе, например, он преподнес золотые часы. Что еще более ценно, он знакомил русских актеров с выдающимися американцами. Родители обедали с Жаклин Кеннеди, Генри Киссинджером. Казалось, Карден и сам получает удовольствие, одаривая других.
Когда мы отправились в Америку, мне было всего 12 лет, но впечатления от той поездки забыть невозможно. Чудом стало то, что Новый год мы встретили дважды. Сели в самолет по Московскому времени, и полночь застала нас в полете. Артисты открыли шампанское и дружно отметили Новый год по-русски. А когда прилетели в Нью-Йорк — там еще был вечер предыдущего дня. До Нового года оставалось совсем немного времени, и по традиции жителей Нью-Йорка мы бросились на Таймс-сквер. Там ровно в двенадцать на площадь с верхушки небоскреба спускается огромное, светящееся, переливающееся огнями яблоко-шар — символ города. Пробиться к площади оказалось непросто — все улицы были запружены людьми, которые шумно поздравляли друг друга. Домашним семейным праздником в Америке считается Рождество, а Новый год принято встречать на улице. На площадь мы все-таки успели и встретили Новый год по-американски. А после отправились отмечать праздник в ресторан Пьера Кардена «Максим».
Можно сказать, что на этом для моего папы праздники закончились. За полтора месяца гастролей он сыграл 48 спектаклей: в будние дни по одному, в выходные — по два, и лишь понедельник отводился под отдых. В Москве я был не частым гостем на папиных спектаклях. А в Америке воочию увидел, как работает и выкладывается отец. Специально для этих гастролей Захаров подготовил второй состав артистов. Роль графа Резанова отрепетировал Юрий Наумкин. Но Марк Анатольевич так и не дал ему ни разу выйти на сцену в этой роли — боялся, что спектакль потеряет свой нерв. А ведь «Юнона…» очень энергозатратна — один-то раз в день выдержать тяжело, а играть по два раза, да плюс репетиции — невероятная нагрузка. Папа работал на пределе сил. Насколько я помню, за все годы, что отец был в здравии, второго графа Резанова так и не появилось. Хотя исполнительницы роли Кончиты менялись. В Америке, например, в очередь с Еленой Шаниной играла Алена Хмельницкая — это был ее дебют.
В середине гастролей папа застудил горло. Приезжали врачи, колдовали над связками. Отец, бедный, все время сосал леденцы от першения и боли. И при этом пел, выходя на сцену, пусть и охрипшим, надорванным голосом. Но от этого спектакль становился только драматичнее. К концу гастролей добавилась другая беда — у папы от перенапряжения и нервов стали страшно болеть локти — он едва мог поднять чашку. Это называется «синдром теннисного локтя» — папа же был заядлым теннисистом. Папа выходил на сцену под обезболивающим, но танцевал, фехтовал, поднимал партнершу. Говорят, на последних спектаклях он был уже зеленого цвета, но на качестве игры это не отражалось — зрители были в восторге! А папин дублер Юрий Наумкин так и просидел на скамейке запасных. Не знаю: от обиды или по каким-то другим причинам, да только этот артист остался в Америке — исчез из номера отеля в день отъезда. Правда, времена уже были не строгие — до развала СССР оставалось совсем немного...
Бабушка Надя (мамина мама), которая много занималась моим воспитанием в отсутствие родителей, очень переживала, что меня тащат в «эту дикую Америку» — в логово к нашему неприятелю. Перед поездкой она меня всерьез инструктировала: «Андрюша, будь осторожнее, выходя на улицу — смотри в оба! Имей в виду — там кругом стреляют, а могут и зарезать!» Все посмеивались, но, знаете, ко всеобщему изумлению, бабушка оказалась права! В один из первых вечеров в Нью-Йорке с небольшой компанией артистов мы вышли прогуляться после спектакля. Все, конечно, в эйфории. Я лечу впереди паровоза вприпрыжку! Как вдруг из-за угла здания, метрах в пятидесяти от нас, выбегает афроамериканец, за ним — другой, с ножом… И прямо на наших глазах всаживает этот нож в спину первому, после чего убегает. Все наши бросились было к пострадавшему, но тут откуда ни возьмись под вой сирен появляется машина «скорой». Кто, когда успел ее вызвать? А главное, как она так быстро доехала?! Раненого погрузили, а мы так и остались стоять с открытыми ртами… Бабушка как в воду глядела — неспокойно было в Америке. После этого случая я боялся в одиночку высунуть нос из отеля или из театра. Тогда надо мной стала шефствовать Ксюша Алферова. Ее в Америку взяли родители — Ирина Алферова и Александр Абдулов. Абдулов играл вторую главную мужскую роль в «Юноне…». Ксюша была постарше, поэтому брала меня за руку, как братика, и выводила на прогулки. Мы и в Центральный парк ходили, и в другие места.
— В фильмографии Николая Караченцова больше ста фильмов. Папа брал вас собой на премьеры?
— Все папино творчество, к сожалению, проходило мимо меня. Причин несколько. Первая — его сумасшедшая занятость, папа и сам не успевал бывать на премьерах своих фильмов. Именно поэтому у него и больше сотни ролей в кино — Николай Караченцов работал без перерывов и снимался в нескольких картинах параллельно, не жалея себя. Что касается театральных премьер, то в годы папиной максимальной занятости в «Ленкоме» я был еще маленьким и не мог воспринимать серьезные спектакли Марка Захарова. Помню, привели меня на рок-оперу «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». Папа играл в этом спектакле две роли, и одна из них — Смерть. Меня очень напугал папин костюм — белый скелет на черном фоне. А когда после спектакля меня завели за кулисы и я увидел его в этом костюме вблизи — вообще чуть в обморок не упал — ребенком я был впечатлительным. Я никак не мог взять в толк: как мой папа мог вдруг превратиться в страшного скелетона.
То ли дело кино. Меня распирало от гордости за папиного Урри из фильма «Приключения Электроника». Николай Караченцов всем, кто родился в 70-е, 80-е, 90-е, запомнился именно в этой роли. Ну и, конечно, самой зажигательной и яркой работой отца для меня стал Билли из «Человека с бульвара Капуцинов». Несмотря на огромное количество каскадеров, работавших на съемках, большинство трюков папа исполнял сам. Массовую драку в баре можно пересматривать бесконечно — уникальная сцена! На съемках папа познакомился с каскадером Николаем Астаповым, который потом возглавил его школу искусств. Именно Астапов надоумил отца, что нужно воспитывать универсальных артистов. В школе помимо степа преподавали верховую езду, фехтование, акробатику. Там воспитали немало замечательных степистов, наши ребята занимали призовые места на чемпионатах Европы и мира...
— Ваш отец был невероятно популярен. Вы помните истории, связанные с его узнаваемостью?
— Где бы мы ни оказывались, папу сразу окружала толпа людей, которые просили у него автограф. В шутку он называл себя «всенародным достоянием». Когда за дружеским столом за отца предлагали тост, он мог сыронизировать: «А теперь давайте выпьем за всенародное достояние!»
Был случай, когда меня с острой болью в животе увезли на «скорой». Диагностировали аппендицит. Буквально сбежав с операционного стола, я бросился в конец больничного коридора, где висел телефонный аппарат, чтобы предупредить папу. У него тогда уже был мобильный телефон — один из первых в России. Мой звонок застал его за кулисами Кремлевского дворца — папа участвовал в сборном концерте и уже одной ногой стоял на сцене. Исполнив песню, отец помчался ко мне в больницу. Успел аккурат к началу операции. Конечно, все врачи вышли его приветствовать. Папа спрашивает: «Можно мне присутствовать при операции?» — «Николай Петрович, вам — можно!» Дали ему стерильный халат, шапочку. И, представляете, во время операции, пока я был в бессознательном состоянии, папа держал меня за руку. А врачи все свои манипуляции комментировали для него. Моя жена Ира тоже была с нами в операционной — ей, как студентке мединститута, не отказали. Вот какая у меня семья! Папа, как никто другой, умел поддержать, протянуть руку помощи. И я, как сын, это всегда знал и чувствовал. Что еще удивительно: воспаление аппендикса у нас с папой произошло в одном и том же возрасте. По совпадению нам делали операции в одной больнице. Стоило отцу выйти из операционной — он лоб в лоб столкнулся с хирургом, который когда-то его оперировал.
В другой раз вмешательство отца понадобилось вскоре после рождения нашего с Ирой первенца — Пети. Жена тогда оканчивала шестой курс медицинского института. И вот она из роддома выписывается, а ей из военкомата приходит распоряжение пройти медкомиссию в определенной поликлинике за тридевять земель. Врачи ведь военнообязанные. А ребенка грудного с кем оставить? Ира позвонила тестю: «Николаю Петрович, выручайте! Если я не получу военный билет, меня не возьмут в ординатуру — и останется ваша невестка врачом-недоучкой». Отец ответил: «Ира, не переживай, все решим — давай вместе подъедем в твой военкомат». Папа повез нас с Ирой и новорожденным Петей. Приезжаем, а там — неприемный день. Ира нажимает на звонок. Из-за двери сурово отвечают: «Что, не видите — не работаем!» Тогда в микрофон заговорил папа — и дверь мгновенно отворилась. На крыльцо высыпали сотрудники: «Ой, здравствуйте, Николай Петрович! Проходите!» Отец говорит: «Так у вас же неприемный день». — «Неужели вас да не примем?!» Тут же в кабинете начальника организовали чай. Папа спрашивает: «Что же вы мою невестку обижаете? Она внука мне родила, только из роддома выписалась, а вы ее отправляете на медкомиссию». — «Не надо никуда ехать! — говорят. — Сейчас прямо здесь все оформим». За полчаса все документы были готовы. Провожали папу, как генерала, выстроились всем коллективом, даже что-то подарили на память.
— Говорят, особая любовь к вашему отцу была у сотрудников ГАИ...
— Если его машину останавливали, то даже до проверки документов не доходило, сразу отпускали. Удивительно, но отсвет папиной славы падает и на меня. Один раз еду поздно после теннисной тренировки домой. Машину останавливают — обычная проверка документов. Сотрудник ГИБДД — молодой человек лет тридцати, берет мои права, читает фамилию и говорит: «А вы сын Караченцова?» — «Да». — «Как же мы любим Николая Петровича! Дай Бог вам всего хорошего, поезжайте!» Меня это поразило: услышать такие слова от молодого человека, в силу возраста не заставшего папу в годы его максимальной популярности, — дорогого стоит.
В другой раз останавливает сотрудник ГИБДД постарше, лет за 50. Увидел фамилию и говорит: «Вот это да! А мы ведь именно сегодня потеряли «второго Караченцова»... В этот день ушел из жизни Жан-Поль Бельмондо. А папа озвучивал многих его героев во французских фильмах, выходивших в советский прокат или на телевидении. Сотрудник ГИБДД добавил: «Для меня образ Бельмондо ассоциируется с голосом Караченцова». Папа работал на озвучании не только в кино — его голосом говорят десятки героев мультфильмов.
— А как отец отнесся к вашей невесте и вашему раннему браку?
— С Ирой мы познакомились, когда я учился на втором курсе МГИМО. Ранним утром я ехал с друзьями в метро на учебу и в вагоне заметил красивую девушку. Мы встретились взглядами. Одет я был в самую драную одежду, так как в этот день у нас был субботник на военной кафедре. Но, несмотря на это, почувствовал, что должен подойти познакомиться. Ира оказалась студенткой Второго мединститута — наши вузы располагаются рядом… Когда мы приняли решение пожениться, я уже институт оканчивал. Помню, как волновался, готовясь к разговору с отцом. За ужином мы о чем-то беседовали, но заговорить о главном я не решался. Если честно, боялся, что он не поддержит. Я понимал, что еще слишком молод, не состоялся в профессии, не встал на ноги. При этом наши отношения с Ирой уже выдержали проверку временем, и откладывать регистрацию не имело смысла… Я набрался решимости и сказал: «Папа, нам с Ирой пора оформлять отношения». На это отец спокойно, но очень серьезно ответил: «Если ты считаешь, что нашел своего человека, — дерзай!»
Наша свадьба стала чрезвычайно важным событием не только в нашей жизни, но и в жизни родителей. Это торжество как бы подвело черту под огромной главой книги их собственной семейной жизни... Они взяли всю организацию на себя (Ирины родители тоже участвовали) и пригласили на свадьбу всех своих друзей — кто шел рядом на протяжении многих лет. Более трех сотен гостей собралось в Екатерининском дворце на Суворовской площади. Была насыщенная программа, которую папа подготовил вместе с коллегами. Конечно, он и сам выступал, пел. И так все было душевно, с юмором. Многие из тех гостей сегодня живы лишь в нашей памяти… Они молоды и веселы на кадрах киносъемки, оставшихся с нашей свадьбы. Мы с женой иногда пересматриваем это видео со светлой грустью.
Своей супругой я горжусь. Ирина практикующий врач, доцент кафедры акушерства и гинекологии РНИМУ имени Пирогова и главный детский гинеколог Москвы. Кроме того, Ира ведет просветительский блог в «Инстаграме*», благодаря которому мамочки со всех уголков России узнают, что имеют возможность бесплатно решать медицинские проблемы своих детей в университетской клинике столицы. Ее хватает на все. Наши собственные дети тоже не обделены вниманием. Они все занимаются творчеством, но в артистки метит только младшенькая. Оля в шесть лет уже выходит на сцену «Ленкома». Ее выступление на вечере памяти дедушки отметили, и завтруппы пригласила Олю участвовать в спектакле «Королевские игры». Дочь играет Елизавету I в детстве… Значит, театральная династия Караченцовых продолжается! Средняя дочка — Яна, названная в честь папиной мамы, моей бабушки Янины Евгеньевны, оканчивает школу, планирует пойти по моим стопам — будет учиться на юриста. Яна выиграла всероссийскую олимпиаду школьников, чем обеспечила себе поступление без экзаменов на бюджет в МГИМО. А старший сын Петр учится в Высшей школе экономики на втором курсе и, как его знаменитый дед, занимается большим теннисом. Я тоже с детства занимаюсь этим видом спорта и даже участвую в чемпионатах. С мамой мы всегда, что называется, на расстоянии вытянутой руки. Я ею восхищаюсь — свой путь рядом с отцом она прошла достойно, жертвенно, до конца. Она дала ему возможность заниматься только искусством, помогла реализовать талант.
Сейчас мы развиваем Культурный Фонд Николая Караченцова, задачей которого является проанализировать и сохранить культурное наследие отца. А зиждется оно на трех китах: театральные постановки, кино и эстрада — отец записал свыше 200 песен! В нашей стране артистов, которые преуспели во всех этих трех жанрах, можно пересчитать по пальцам.
