Актер Андрей Бурковский много лет работает в МХТ имени Чехова. Но настоящая слава пришла к нему недавно — после ярких ролей в сериале «Звоните ДиКаприо!» и фильме «Тобол».
— Андрей, я вас впервые увидела на сцене МХТ, но многие Бурковского помнят по телевизионным проектам. При этом я знаю, что первое образование у вас юридическое. Расскажите, как вы пришли к тому, чтобы стать актером?
— Все началось с того, что после школы я поступил в юридический институт Томского государственного университета. Хотя уже тогда мечтал о театральном и чуть не поехал в Новосибирск, там есть училище. Но, честно говоря, серьезного отношения к своему желанию у меня тогда не было, и родители легко отговорили от этого шага, соблазнив тем, что на юрфак можно сдать экзамены весной и все лето гулять. Для 16-летнего пацана это веский аргумент. Юрфак я окончил, но всегда шутил, что есть юрисконсульт, а есть — юрист-клоун, вот это я. Никогда бы я не стал юристом. Для меня самое страшное — работа в офисе… Но на самом деле мне повезло. Не с юрфаком, а со средой, в которую я попал. У нас были студенческие театры, мы все время что-то сочиняли, где-то выступали, были гастроли, спектакли... Все это погрузило меня в атмосферу творчества.
— Но в студенческих театрах играют тысячи, а на переезд в Москву решаются немногие. Страшно было?
— Конечно. Я всегда говорю, что для провинциала переезд в Москву — поступок очень сильного человека. Тюха-матюха не может это сделать. Вы поймите, это далеко, четыре тысячи километров, надо принять решение, все бросить и отправиться в неизвестность. Хотя, конечно, раньше я уже бывал наскоками в Москве и, когда ехал сюда, понимал, с чего начну. Было предложение — писать для телевидения. Мы с другом писали сценарии для юмористического шоу «Даёшь молодёжь!». И не могли найти артистов для этого шоу, ведь скетч — очень сложный жанр, не каждый сыграет… В конце концов продюсер предложил нам самим попробоваться на эти роли. Мы с Башкатовым прошли пробы, и нас взяли. Так мы начали сниматься.
— В Москву вы приехали вместе со своей будущей супругой, с которой до этого просто дружили семь лет. Объясните, как такая долгая дружба может вдруг перерасти в любовь?
— Мы с Ольгой познакомились в поезде, когда я вместе с однокурсниками ехал на студенческий фестиваль в Абакан. Оля тогда тоже училась в Томске. Сначала мы долго дружили, просто была одна общая компания, оба были в других отношениях, у каждого разные жизни. Оля знала всех моих подруг. Могла сказать мне: «Зачем ты с ней общаешься, ты посмотри на нее!» А потом это как-то неожиданно изменилось, в одну секунду. И любовь… Мы вместе жили два года и вместе переехали в Москву. Родственники нас отговаривали: «Куда вы едете? Вы же даже не знаете, где будете жить». Но Оля меня поддержала, просто собрала сумку и поехала со мной. Поженились мы уже в Москве, и предложение ей я делал на Красной площади. Мы гуляли, а я нервничал, все смотрел на часы, а потом встал на одно колено и сказал… Может, москвичам не понять, зачем делать предложение на Красной площади. Но у меня такого вопроса не возникало. А где же еще?
— Получается, в столице вы сразу получили хорошую работу в популярном телешоу, можно было бы долго на этом «ехать»… И вдруг все бросили и поступили в Школу-студию МХАТ. Зачем? У нас сейчас многие артисты без образования работают…
— Я понял, что мне нужна база, учеба. Задавал себе неудобные вопросы: а могу я то, могу это? Нет. Но сначала я пошел в Школу драмы Германа Сидакова — ученика Петра Фоменко, очень хорошего педагога. Именно он привил мне любовь к театральной сцене, благодаря ему я понял, что это моя мечта. Когда я пришел поступать в Школу-студию МХАТ, меня там узнали, преподаватели на экзаменах спрашивали: «Андрей, зачем вам это надо? Вы же снимаетесь много. Вы взрослый, вам 25 лет…» Я сказал: «Я все брошу!» Помню это настороженное поначалу ко мне отношение… И потом, рядом со мной были ребята, которым по 18 лет, а мне 25... На моем первом занятии по этюдам я показывал шланг. Упал, что-то там изобразил… И все расслабились, поняли — это наш человек. Помню, как Константин Райкин, который преподавал в Школе-студии, мне сказал: «Тот ребенок, который живет в тебе, не должен погибнуть». Кстати, Райкин еще на первом курсе пригласил меня работать в «Сатирикон». Но у меня была задача — учиться! Я бросил все программы, все сценарии, весь заработок. И тут жена сообщает, что у нас будет ребенок. Нет, Ольга не ждала от меня, что я изменю свое решение, все понимала. Но, скажем честно, она меня в это время практически не видела…
— В Школе-студии до сих пор рассказывают легенды о том, как учился студент Бурковский…
— Чтобы вы понимали, что такое Школа-студия МХАТ. Ты встаешь в шесть утра, чтобы приехать в институт к семи, записаться на занятие по этюдам, потом начинаются другие занятия, и так до позднего вечера. Часам к двенадцати возвращаешься домой и уже думаешь об этюде, который нужно подготовить к завтрашнему занятию. Слава богу, в наше время был Интернет, а раньше студенты в зоопарк шли или еще куда-нибудь на животных смотреть… А я скачивал документальные фильмы, смотрел, например, на гориллу до трех ночи, потом в шесть просыпался, бежал в Школу-студию — показывать этюд «Горилла». И так каждый день. А по воскресеньям снимался, чтобы заработать. И поскольку в воскресенье у нас в Школе-студии обычно был просмотр трех классических фильмов, например Тарковского, Бергмана, Антониони, я договаривался с педагогом, что посмотрю эти картины ночью.
— Как так получилось, что вы уже на первом курсе начали выходить на сцену МХТ?
— На первом курсе меня заметил Олег Павлович Табаков и пригласил в спектакль «Белоснежка и семь гномов». Там слетел с роли один артист, я не знаю, что случилось, но у меня было три дня, чтобы отрепетировать и показать роль Олегу Павловичу. Так совпало, что в этот самый день утром, в 12 часов, была моя первая театральная премьера в Школе-студии, а вечером — показ Табакову на малой сцене. Это было безумно тяжело, но весело и очень круто. Спал я на подоконниках, в перерывах... Преподаватель говорит: «А теперь перерыв 15 минут». Семь минут ты спишь, семь минут обсуждаешь какой-то этюд… Только так можно погрузиться в профессию. Чуть полегче стало через два года. Дело в том, что, хотя я и поступил на бесплатное отделение, мне приходилось платить, так как по российским законам второе высшее образование — платно. Потом Олег Павлович выбил мне грант, и я начал учиться бесплатно. Тогда стало, конечно, полегче.
— Олег Павлович к вам относился по-отечески?
— Я его безмерно любил, он мне действительно был как родной отец. У нас с ним были такие откровенные разговоры. Например, про его маму. Олег Павлович рассказывал, как она из Саратова отправляла его в Москву, стояла на перроне и смотрела, как вагон отъезжает. Он понимал, что такое юным мальчишкой переехать в Москву. Я помню, как Табаков вызвал меня в свой кабинет, после того как посмотрел мой дипломный спектакль «Ревизор» в Школе-студии. Я зашел взволнованный от явного успеха, потому что в зал на двести сорок мест набилось триста пятьдесят человек. Люди сидели, лежали в проходах, висели на люстрах… Спрашиваю Олега Павловича: «Вам спектакль понравился?» А он отвечает: «Ты знаешь, я уже давно не мыслю категориями «понравилось — не понравилось». Я тебя позвал, чтобы сказать, что ты делаешь не так. Ты неправильно выходишь в начале…» И сам показал ту эмоцию, с которой нужно начинать спектакль. Я сразу все понял. Вот так учил Олег Павлович…
— Насколько я знаю, Табаков взял вас в театр без всяких прослушиваний... Как парня из Томска приняли звезды театра — Хабенский, Дюжев, Пореченков?
— Я, по-моему, первый человек, которого взяли в театр еще до окончания Школы-студии. Но ведь дело в том, что я к тому моменту был занят уже в пяти спектаклях! Для меня МХТ давно стал родным домом, актеры меня знали. Уже начали складываться дружбы с Игорем Верником, Дмитрием Дюжевым, которые продолжаются до сих пор. Дима, кстати, любит вспоминать историю, как я вводился в спектакль «Примадонны», где мы с ним играем вместе. Он со смехом показывает чувака, который пришел и начал возмущаться, что из-за нового ввода актеры не хотят как следует репетировать, филонят. «Это не репетиция! Пришел новый человек, должно быть все заново. Давайте нормально репетировать!» И Дима мне тогда объяснял, что так себя вести нельзя. Но я правда на репетициях часто завожусь и отстаиваю свою точку зрения… Разные бывают сложности, но я всегда чувствую, что МХТ — мой дом. Он мне родной. И, как всегда бывает, это все чувствуют и понимают на сто процентов.
— Андрей, у вас уже двое детей, 8-летний сын Максим, 5-летняя Алиса. Как я понимаю, Максим появился на свет, когда вы еще учились?
— Дело было так. Я понимал, что в любой момент могу понадобиться жене, но нам запрещали приносить мобильники на занятия. На подоконнике в качестве срочной связи всегда лежал так называемый «курсовой телефон». Одна Ольга знала этот номер, и я понимал, что, если этот телефон зазвонит, значит, началось. И тогда, 2 марта, я не ждал звонка, так как у нее был день рождения. Она с подружками поехала его отмечать в кафе на Сретенке. И вот прибегает мой товарищ, говорит, что телефон звонит. Беру трубку, все замерли, голос Оли: «Началось, Андрей…» Я побежал в это кафе, повез ее в роддом, но оказалось, что бывают такие «разминочные» роды. Тогда ничего не произошло. Сын появился на свет только через две недели.
— Я знаю, что вы оба раза присутствовали на родах. Это не всякий мужчина выдержит. Или, может быть, только так говорят — «присутствовал», а зовут в самом конце?
— Нет, я присутствовал с самого начала, со всеми туда зашел. Ольгу закатили, я сел подальше. Врачи говорят: «Да ты поближе садись…» И когда ребенок появляется, тебе дают его на руки. Я долго держал сына, наверное минут сорок, и у меня совершенно задеревенели руки. Я все силы напрягал, потому что боялся ребенка уронить. Это невероятный опыт. И когда дочь рождалась, я был рядом тоже.
— Давайте вернемся к вашим театральным работам. Очень интересно, что вы сами думаете о спектакле «Солнечная линия», в котором играете вместе с Юлией Пересильд. Отзывы разные: вы с Юлией там муж и жена, которые бесконечно ссорятся и даже дерутся, часто звучит мат. Некоторых это шокирует.
— Это вы какие-то не те отзывы прочитали. На этом спектакле побывали многие. Среди них, например, Константин Эрнст, Федор Бондарчук. Никого из них мат не смутил, ведь дело не в этом. На него нужно ходить супружеским парам. Может быть, потом кто-то чего-то не скажет, чего-то не сделает… Это терапевтический спектакль! Кстати, «Солнечную линию» выдвинули на премию «Золотая маска» в пяти номинациях. А с Юлей мы легко сошлись, мне с ней и работать, и общаться очень комфортно. И с этим спектаклем мы много где уже были, например в Лондоне, Израиле...
— Кстати, говорят, вы отлично знаете английский...
— Знаю английский, итальянский. Правда, сейчас стесняюсь говорить, потому что давно не было практики, а я знаю, как это должно звучать. Помню, в школе выиграл олимпиаду по английскому языку, поехал в Америку. Там свободно разговаривал, как думал, так и говорил. И один американец меня представляет друзьям: «Вот это Эндрю, он лучший в русской группе, говорит на английском практически без акцента». У меня шок, я спрашиваю: «У меня что, есть акцент?» — «Ну конечно». — «Какой?» — «Ну какой, русский». И я реально просто умер в этот момент. Всегда я был сомневающийся… Мне все хочется делать хорошо. Вот если в театре будет концерт и нужно исполнить песню — все, у меня трясутся руки, я весь холодею. Еще до того, как мы будем репетировать со всеми актерами, я вызываю педагога по вокалу и занимаюсь с ним. Хотя понимаю, что петь могу. Но стоит только чуть-чуть засомневаться, сразу не попадаешь в ноты… «Наша профессия — веселенькое дельце!» — говорил Олег Павлович. Я с ним согласен — нельзя к этому относиться очень серьезно. Но у меня не всегда получается.
— В новом фильме режиссера Резо Гигинеишвили «Трезвый водитель», который сейчас идет в кинотеатрах, вы играете главную роль. Расскажите немного об этой картине.
— Резо решил сделать такую лирическую комедию, глубокую, про Москву, про статус человека, про душу его здесь, в большом городе... Я уже снимался у него в «Последнем из Магикян» и, когда Резо мне позвонил, конечно, с интересом отнесся к его предложению. Прочитав сценарий, я так, немного подколол его. «Извини, а что тут играть?» — «Ты дурак! Доверься мне», — так же в шутку ответил Резо. Конечно, там есть что играть. Кстати, все трюки на машине я выполнял сам.
— Создается ощущение, что ради денег вы ни в чем не снимаетесь. Ни одну из ваших картин нельзя назвать проходной, халтурной. Как у вас так получается?
— Да я себе не прощу никогда, если сейчас снимусь в чем-то непонятном. Я просто не смогу… Нет, конечно, у меня были такие опыты, может быть, день-два, когда я соглашался кому-то «помочь». Приходил на площадку и быстро понимал, что мне тут не нужно находиться… И потом, я же всегда очень переживаю. Я сожру себя, просто сожру…
— То есть простить себя за какой-то компромисс вам будет тяжело?
— Я себя вообще не прощу.
