«В семь утра я уходила из дома, в одиннадцать вечера возвращалась. И все время была на грани ухода из института, страдала, переживала и плакала. На третьем курсе перед экзаменами учила песни Эдит Пиаф и вдруг разрыдалась. Сидела, ревела белугой и думала: «Господи, что мне делать, у меня маленький ребенок! Я же так потеряю сына. Наверное, надо уходить», — рассказывает Алена Бабенко.
— Алена, сейчас все самое интересное в кино происходит на видеоплатформах и в онлайн-кинотеатрах. Это новая реальность, с которой нужно считаться. Недавно в онлайн-кинотеатре Okko вышел фильм «Последствия», где вы сыграли главную роль.
— Да, он вышел только что, хотя снимали мы давно. Очень много производится кинопродукции, и она иногда надолго остается на полках. Даже фильмы и сериалы очень хорошего качества могут не доходить до зрителя по несколько лет, это грустно. И если они попали на платформу, мы спасены!
— Как вы получили эту роль?
— С режиссером фильма Александром Коттом мы параллельно учились во ВГИКе, и я у него когда-то снималась в короткометражке. У нас была какая-то чудная, талантливая, теплая компания. И потом, когда Саша уже снимал полнометражное кино, мы перезванивались, где-то пересекались и я его спрашивала: «Саша, ну когда, ну когда же мы с тобой будем работать?» И вот он позвал меня в «Последствия», и я, конечно, согласилась. Правда, когда прочитала сценарий, подумала: «Боже! Какой кошмар!» Так жестко и довольно прямолинейно там рассказано, как приходится человеку расплачиваться за свои поступки!
— Знаю, «на полке» до сих пор лежит фильм, который вы сняли как продюсер и в котором сыграли главную роль, — «Мотылек»…
— Да, прокат был очень скромный. Я ходила по большим людям, по большим компаниям, но они называли такие суммы на рекламу, которых я не могла найти. Так что я благодарна компании «Кинологистика» и Анатолию Сергееву, который взял нас под крыло и все-таки кто-то фильм увидел. Я поняла, что продавца я могу только сыграть, а стать им — никогда! Кстати, когда я жила в общаге и мы, студентки, приторговывали польской косметикой и трусами «неделька», у меня это получалось хуже всех... Так что о кино говорить не приходится... Мне очень хотелось, чтобы фильм увидели много зрителей. До сих пор это моя боль. Я же в свое время просто влюбилась в эту историю, которую написал Иван Охлобыстин, причем более чем за десять лет до съемок. И там прекрасная девочка Марта Тимофеева сыграла. Мы с режиссером Константином Худяковым отсмотрели шестьсот девочек. А когда ее увидели, замерли. Нам именно такой ребенок и нужен был — который может останавливать время... Жаль, что фильм был показан только на одном фестивале, и все.
— Но сейчас есть всесильный интернет!
— Ну да, наверное, но… Я не знаю, можно ли пойти на платформу и сказать: «Ребята, можете разместить этот фильм?» Я в этом ничего не понимаю. Вообще ничем, кроме творчества, заниматься не могу толком, не умею, да и не хочу. Сниматься в кино, играть на сцене — это мое… Ну и есть желание попробовать себя в режиссуре.
— А как вы стали актрисой, ведь вы прекрасно учились на факультете прикладной математики и кибернетики в Томске, а потом все бросили…
— Это длинная и запутанная история. В детстве я мечтала стать балериной, но ровно с такой же силой хотела работать хлеборобом, продавщицей мороженого, ученым-биологом, чтобы в оранжерее придумывать гибриды растений, а еще ветеринаром, чтобы понимать язык зверей. Я была жуткой хулиганкой, непоседой, папа меня называл мухой. При этом больше всего на свете я любила усесться в кресло, поджав ноги, и «думать мысль». Хватала какую-то идею и разматывала ее, как клубок, фантазировала. Это был восторг, у меня даже в теле покалывало… Кстати, математика казалась мне невероятно интересной и совершенно не скучной. Всякие формулы, интегралы — это же поэзия и фантастика, которую я обожала читать. Я обнаруживала массу удивительных подтверждений математических законов в жизни. Смотрела на галок, сидевших на проводах, — и видела интегральные уравнения…
После школы отправилась поступать на факультет математики и кибернетики в МГУ, но провалилась и поступила на подобный факультет в Томский университет. Там был прекрасный театр студенческих миниатюр. И я заболела театром. Совру, если скажу, что актрисой быть не хотела. Хотела. И к Табакову ездила поступать в Школу-студию МХАТ. Теперь понимаю, насколько смешной и наивной была: платьице с воланчиками, подружкины туфли на каблучке, широко распахнутые глаза, практически нулевая подготовка. Я провалилась. В том году к Табакову поступили Владимир Машков, Евгений Миронов… А я вернулась в Томск и продолжила учиться в университете. При этом в моей жизни случались какие-то волшебные вещи. Я так или иначе сталкивалась с миром кино. Как-то меня пригласили на пробы в картину «Цареубийца» Карена Шахназарова, где играли Малколм Макдауэлл и Олег Янковский. Я пробовалась на одну из дочерей царя. После проб мы через переводчицу разговаривали с Макдауэллом, и он мне сказал: «Ты будешь артисткой». Серьезно я к этому не отнеслась, пробы провалила…
Но если что-то предначертано, этого сложно избежать. Я влюбилась, вышла замуж и на пятом курсе бросила институт без капли сожаления, чтобы переехать в Москву. Первый муж был режиссер. Мы ходили с ним на какие-то премьеры, с кем-то знакомились, были на «Мосфильме», и я видела, что меня люди замечают, выделяют. Это было приятно. Не сразу, но все же рискнула поступить в институт. Когда стала студенткой ВГИКа, я была уже взрослым человеком и матерью четырехлетнего Никиты. Разрывалась между маленьким ребенком и учебой. Из-за того, что оставляю сына на целый день, уходила в институт в ужасном настроении. И, чтобы зайти во ВГИК в нормальном состоянии, придумала ритуал. Метров за сто до входной двери я замедляла шаг.
Проходила эти последние шаги очень-очень медленно, рассматривая каждую мелочь: веточки, распустившиеся цветочки, ясное или хмурое небо, прохожих. Наслаждалась, замечая все эти детали и забывая грустные обстоятельства жизни. У меня была установка — дотронуться до двери института в хорошем настроении, и я этого добивалась. Но реальность была такой: в семь утра я уходила из дома, в одиннадцать вечера возвращалась. Не видела ничего и никого. Поэтому все время была на грани ухода из института, переживала и плакала. На третьем курсе перед экзаменами я учила песни Эдит Пиаф и вдруг разрыдалась. Сидела, ревела белугой и думала: «Господи, что мне делать, у меня маленький ребенок! Я же так потеряю сына. Наверное, надо уходить». Но потом решила: «Нет, не сдамся! Раз такое счастье в моей жизни случилось и я поступила, то доучусь и актрисой стану! Сдаваться неприлично по отношению к небесам и к собственной мечте».
— Вашей первой работой была роль в культовом сериале «Каменская»?
— Ну, тогда он не был культовым, съемки только начинались. Я снялась в первых сериях. Скажу больше, меня рассматривали на роль Каменской.
— Даже так?
— Да, я раньше об этом не рассказывала. На главную роль утвердили в итоге Лену Яковлеву, но режиссеру Юрию Морозу я понравилась, и он оставил меня в сериале и подарил небольшую роль. Моим партнером был Андрюша Звягинцев, сейчас он один из лучших режиссеров мира, а тогда — просто артист. Снимали мы в Минске, и я спросила, кто у меня партнер, мне сказали: «Звягинцев». Я его не знала и решила прямо перед съемками познакомиться. И в восемь утра постучала к Андрею в номер. Была уверена, что все, как и я, встают в семь утра, завтракают и готовятся к съемочному дню. Дверь открылась, и я увидела заспанное лицо. И вот я в ужасе начинаю лепетать: «Ой, Андрей, извините, пожалуйста, я просто… Я только…» Он успокаивает: «Ничего, ничего страшного, а вы кто?» — «Бабенко. Мы сегодня с вами снимаемся, я думала, что нам надо познакомиться». — «Я через полчаса буду готов. Пойдемте завтракать». И мы действительно пошли позавтракали. Вообще, я считаю, что после такого знакомства Андрей уже давно обязан меня снимать в своем кино.
Просто безобразие, что не снимает, я его артистка, я точно знаю, абсолютно. (Смеется.) После завтрака мы пошли гулять по огромному, самому длинному в Минске проспекту, тогда он назывался проспект Франциска Скорины, сейчас — Независимости. Мы так замечательно провели время, Андрей такой интересный собеседник, боже! Мы с ним оказались оба философы, я ни с кем из артистов-партнеров на такие серьезные темы никогда не разговаривала. Какие-то мировые проблемы обсуждали! И конечно, мы вошли на съемочную площадку, уже неплохо зная друг друга. После съемок опять гуляли, потом ужинали. Единственное, чего между нами не было, — это романтических отношений. К сожалению, наверное. Ведь поэтому я у него и не снимаюсь. (Смеется.) Но мы дружили, я знала всю его историю, как Андрей учился, как на тот момент жил, что думал, какие у него мысли…
— Вам фантастически везет с партнерами...
— Думаю, мне везет, потому что я усвоила правило института: партнер — это главное. Партнера я всегда люблю. И, видимо, поэтому ко мне притягиваются большие артисты. У меня такая палитра гениальных артистов, с которыми я снималась! Например, Светлана Крючкова, с которой мы работали на «Серебряной свадьбе». Или Алиса Фрейндлих, с ней мы снимались в картине «На Верхней Масловке». Я вообще заметила, что великие артисты — очень простые люди. Когда мы разговаривали с Алисой Бруновной Фрейндлих и я что-то сказала про роль, вдруг увидела глаза пса, который очень-очень внимательно слушает. Ну знаете, так внимательно умеют слушать только собаки… А кто я для нее? Алена Бабенко по сравнению с Алисой Бруновной Фрейндлих — никто и звать никак. Она первый раз в жизни видела меня, но общалась, как будто я сокровище какое-то невиданное. Вот так великие общаются со всеми людьми. Вот у кого я учусь.
— Еще вы дважды работали с режиссером-легендой — Эльдаром Рязановым.
— Да, это были «Андерсен. Жизнь без любви» и «Карнавальная ночь 2». Рязанов был огромный, прекрасный ребенок с чистейшей душой и тонким чувством юмора. Он меня выбрал и сразу со мной подружился. Помню, я сидела, ждала его в комнатке на «Мосфильме», Рязанов залетел — такой огромный человек — и с ходу лапу мне протянул: «Привет, Бабенко!» А я сижу и думаю: ну кто я для него? Ну конечно, у меня был «Водитель для Веры», по нему, наверное, меня знали, и он считал, что я уже в каком-то кругу известных артистов нахожусь. Может быть, поэтому. Но потом увидела: он со всеми так разговаривает. А тогда я Эльдару Александровичу ответила нагло: «Привет!» И мы начали общаться легко и свободно. Рязанову можно было предлагать все, что угодно, он рассматривал любые мои фантазии относительно роли. Сразу брал мегафон и кричал: «Так, сюда реквизит! Сюда художник! Это можем найти? А это можем сделать?» А когда он готовился снимать «Карнавальную ночь 2», заставлял меня приходить и слушать музыку, которую нам приносили: мол, выбирай ты, какая у нас песня будет.
Мне так было неловко, но я, зажмурив глаза, нагло говорила: «Мне не нравится эта песня». — «Так, хорошо… А эта?» В какой-то момент он стал меня звать «моя Бабёнка». Мы смеялись ужасно... Перезванивались, он очень много мне всего рассказывал, шутил. Я до сих пор жалею, что не доехала до его дачи, когда он приглашал. Я же занятая артистка, мне всегда некогда. Потом на его юбилейном концерте, который в клубе «Эльдар» состоялся, он меня пригласил на танец в финале. Я вышла, на мне были каблуки, я думала: сейчас запнусь о провода, которые лежат на сцене. Сняла туфли и так танцевала с ним босая. А потом был прекрасный банкет, и мы пели песни с Людмилой Марковной Гурченко и с Инной Михайловной Чуриковой. Восторг! Я попала в советский кинематограф и была счастлива.
— У вас очень разнообразные по жанрам фильмы, и вообще, мне кажется, вы как актриса можете все. Я вспоминаю фильм «Жесть» — гремучая смесь триллера, хоррора, психоделической драмы и комедии, с большим количеством опасных трюков. Как вы существовали в этом фильме?
— Я с удовольствием нырнула в работу. Она была очень необычной, таких фильмов мало снимается. Мне понравился сценарий, роль, единственное, что вызывало мое сопротивление, — костюм: экстремально короткая юбка и сапоги. Но мое сопротивление было сломлено, и я пробегала в этом костюме почти весь фильм и поняла, что он идеален для этой истории. Дальше начались ужасы, в которых мне пришлось участвовать: плавать в озере, залитом горящим бензином, дать себя закопать в землю, оказаться под проезжающей машиной. Я даже не знаю, была ли я застрахована! Мне повезло, я осталась целой и невредимой, но до сих пор считаю, что не надо артистам кидаться выполнять опасные для жизни трюки…
Хотя я люблю острые ощущения на съемках. Это даже мелочей касается. Мне, например, нравится мерзнуть на съемочной площадке: минус двадцать, ты от холода и колючего ветра стучишь зубами и дрожишь как собака, а потом ныряешь в свой вагончик — и тепло разливается по всему телу… Или, например, жуткая жара. Я невероятные ощущения пережила в пустыне Сахара, где мы снимали фильм «Инди». Самый потрясающий момент — я лежу на спине на горячем песке, и мне не жарко, мне кайфово. Смотрю в небо, вспоминаю истории святых, которые уходили в пустыню, и чувствую, что здесь есть жизнь!
— Скажите, а что еще вы хотите сделать в кино?
— Вы так спрашиваете как будто мне там больше делать нечего! (Смеется.) Я жадная! Очень люблю Ларса фон Триера. Как-то я даже написала ему письмо о том, что хочу с ним работать. Не вижу ничего постыдного в таких письмах. Он даже мне ответил. Мол, не рассматривает пока возможность работать с русскими артистами. Но это ничего. Я вот думаю Ренате Литвиновой написать, мне очень нравится она, ее тексты, ее взгляд. Я бы мечтала с ней поработать. И много еще таких имен, много... Но наша профессия зависимая: не мы выбираем — нас выбирают.
— А если говорить о театре, как вы стали актрисой «Современника»?
— Это судьба, я считаю. Представляете, какой зигзаг. С Валентином Иосифовичем Гафтом мы снимались в «Карнавальной ночи 2», а совсем скоро стали партнерами в театре. Когда меня представляли труппе «Современника», я дико волновалась, а он подошел и сказал: «Ты замечательная!»… Приглашение в театр было неожиданностью. Просто шоком. Тем летом я отдыхала в родном Кемерово. Мы гуляли по центру с сыном, мамой, тетей и племянником. Подошли к магазину со сладостями «Лакомка», и тут у меня в сумочке зазвонил мобильный. Номер был незнакомый. Я очень удивилась, потому что в отпуске я специально сменила симку с московской на местную.
Разговор был странный. Помню его смутно, уж слишком нереальным все казалось. От волнения я бегала с телефоном от дерева к дереву и говорила сначала с завлитом «Современника» Женей Кузнецовой, а потом с Галиной Борисовной Волчек. Она пригласила меня ввестись на роль Маши в спектакль «Три сестры» Чехова. Сделать это я должна была стремительно — за пять дней. А я до того момента в театре вообще не играла! Было страшно. В Москву улетела на следующий день. Из аэропорта помчалась сразу в театр. Думала, мы поговорим у Галины Борисовны в кабинете, потом будет определено расписание репетиций. Как бы не так! Меня сразу отправили в репетиционный зал. Так я нашла свой театр и свой второй дом.
— Как вы сегодня ощущаете себя в «Современнике»?
— Это мой театр. Галина Борисовна ушла — это большая потеря... Пришел Виктор Анатольевич Рыжаков, и тут — коронавирус. Но мне сразу поступило предложение работать с Виктором Анатольевичем. Спектакль называется «Собрание сочинений» по пьесе Евгения Гришковца. Пока репетировали по видеосвязи. Чувствовала себя Гулливером в стране лилипутов, когда видела коллег — Марину Мстиславовну Неелову, Свету Иванову и других — в крошечных окошках на экране компьютера… Надеюсь, скоро начнем уже нормально работать.
— Как ваша семья перенесла период самоизоляции?
— Я одна заболела. Взяла весь удар на себя. Все остальные целы, живы, здоровы. Я рада, что мой сын в Грузии, в деревне отсиделся со своей семьей. С моим внуком Тео мы играем по видеосвязи. Я очень люблю одну прекрасную игру и рекомендую ее всем, кто любит заниматься творчеством. Тео мне дает пять слов, и я ему придумываю сказку, вернее, записываю без подготовки.
— Мне вообще кажется, что когда-нибудь вы станете писательницей.
— Ну, в этом я очень сомневаюсь! Да, иногда пишу стихи… Вдруг на меня нападает, и тогда я из материального мира выхожу в какое-то другое пространство, но нахожусь где-то рядом с нашим миром и наблюдаю за ним со стороны. Это фантастическое состояние души! Давно, кстати, вдохновение не посещало меня... А жаль... Эта волна дает мне особенную энергию. Но я все равно пишу. Хотя бы дневник. Один из моих друзей — режиссер Коля Лебедев, у которого я снималась. Познакомились мы на фильме «Апостол». У меня там одна-единственная сцена, но зато мы с Колей подружились. Одно из его правил жизни — писать каждый день три страницы. Вот и я делаю записи в своем дневнике каждый день. Борюсь с ленью. (Улыбается.)
— Чему научила вас изоляция?
— Жить одним днем, чего я раньше не умела категорически. Нас всех одномоментно отключили от суеты… А что такое суета? Она, прежде всего, в голове: мне сегодня нужно успеть это сделать, завтра то, и так каждый день. А тут тебя отключили и сказали: сидеть! И это прекрасный опыт. Я старалась вообще абстрагироваться от плохого… А плохое было повсюду. Включаешь телевизор, и ужас охватывает. Такой прессинг! Помню, что все стали пророчествовать: о, сейчас многие разойдутся, семьи распадутся. Никому в голову не приходило, что все наконец-то соединятся, подружатся. Нас с мужем коронавирус не поссорил… Наоборот, мы с Эдуардом обнаружили, что абсолютно мирно живем. Вот это для меня стало открытием, потому что я как раз думала, что я его задушу или мы разойдемся. Все потому, что вокруг всякие эксперты твердили, как сложно вытерпеть своих любимых во время самоизоляции. Мы очень зависимы от того, что нам навязывает мир. А нужно научиться думать своей головой и проживать свою собственную жизнь.
