Если вы перед походом в кино не успели пересмотреть всю трилогию, напомним – в финале третьей «Матрицы» Нео пожертвовал собой, договорившись с машинами о мире. Матрица обновилась, сменила аналоговую тусклость на цифровую вырвиглазность, а оставшаяся в живых программа-оракул Пифия, глядя на диджитал-закат, заверила: все это еще не конец.
И действительно – не конец. В 2021 году нас настиг уже четвертый фильм – «Матрица: Воскрешение», который демонстрирует жизнь Нео, точнее Томаса Андерсона, внутри обновленной системы. Теперь он осознает себя как гениального геймдизайнера уровня Хидео Кодзимы, сидит в огромном светлом офисе в Сан-Франциско, но мучается из-за странного наития – весь этот мир де-нереален. Что, правда, успешно объясняется его психоаналитиком как легкое помутнение рассудка. Андерсон, мол, в прошлом создал культовую трилогию видеоигр «Матрица», которую снабдил образами из собственной реальной жизни, а теперь его больное воображение все перепутало.
Хитро, но не очень. Ведь заставлять недавнего Избранного работать на симуляцию и использовать написанный им же компьютерный код – не самая удачная затея. Рано или поздно это шоу Трумана должно закончиться: Нео обязательно очнется ото сна или, если хотите, воскреснет – ведь давние аналогии с Иисусом тут впихнули уже в заглавие, – и задаст машинам жару. Так, в общем, и происходит.
Лана Вачовски, в этот раз снимавшая фильм без своей сестры Лилли, почти сразу задает повествованию бодрое направление, умело снабжая «Матрицу» юмором и гэгами. С первых же минут нам дают насладиться самоиронией режиссера, которая удачно посмеивается и над современной гик-культурой, и над мифом о якобы нестареющем Киану Ривзе, и над фанатскими теориями вроде той, где Морфеус – это программа, а настоящим избранным всегда был агент Смит. Не щадит Вачовски и саму себя – метаюмор настигает даже ее собственную попытку «воскресить» «Матрицу» четвертым фильмом. Культовость же оригинальной трилогии переосмысляется – сцены из прошлых картин обыгрываются в комедийном ключе, а образы хорошо знакомых персонажей насыщаются новыми красками. Красками, к слову, в прямом смысле – посмотрите хотя бы на новый цветастый костюмчик Морфеуса.
Всепоглощающая пост- и самоирония в первой половине новой «Матрицы» считывается как глоток свежего воздуха – даже начинает казаться, что именно так надо снимать продолжение чего-то классического, чтобы притвориться одой метамодернизму и не уйти в слепое самокопирование (что постигло, к примеру, новые части «Звездных войн»). Только вот паразитирование на современной мемологии довольно быстро превращает фильм о порабощении человечества искусственным интеллектом в странноватый фанфик, и уже на середине невольно задумываешься – когда же закончится комедия и начнется, собственно, «Матрица». И тут нас всех ожидает глобальное разочарование – ведь «Матрица» не начнется. Во всяком случае та, какой мы ее помним.
При всем богатстве нынешних киношных технологий и способов создать впечатляющую картинку (а Вачовски прежде умели это делать даже при более скромных технических возможностях) экшен в новом фильме выглядит крайне бедно. Никаких тебе невероятных кунг-фу-пируэтов, полетов над городом и уворотов Нео от пуль в слоу-мо. Действие тут вытесняют разговоры – но вновь не те, что велись на прежних уровнях «Матрицы». Вместо глубоко философских, почти теологических диалогов о природе человека и свободе его воли здесь – фразы на уровне «Я люблю ее, а она счастлива в Матрице». Любовь к Тринити всегда застилала Нео глаза – так что ее без зазрения совести использовал сам Архитектор (создатель Матрицы), чтобы управлять Избранным, а вместе с ним и всем человечеством. Но в новой части все заходит еще дальше – и вот Нео вновь мчится спасать любимую, подвергая опасности жизни лояльных ему людей и машин.
Да-да, теперь к команде по спасению мира от кровожадных компьютеров присоединяются и сами компьютеры – те еще бунтари. Эта идея, пожалуй, оказывается единственной свежей в картине. Хотя даже она не так нова, ведь предпосылки возникли еще в третьей части, когда в разуме Избранного было посеяно первое зерно сомнения – не все машины и программы злые, и мир с ними вполне возможен.
Но главная «находка» Ланы Вачовски ждет впереди. Попытаемся уйти от спойлеров и скажем лишь, что новая «Матрица» переосмысляет баланс сил в связке Нео – Тринити и предоставляет режиссеру интересный, но довольно абсурдный способ рассказать о собственном трансгендерном переходе. Это, если вынести за скобки все метафоры о бинароности-небинарности, которые, как мы все прекрасно понимаем, относятся не только к понятию компьютерного кода.
В остальном новая «Матрица» отдает вторичностью с той же силой, что и предыдущие несколько проектов Вачовски, снятых ими в последние годы. Слава братьев-сестер слишком долго подкреплялась исключительно шлейфом гениальности трилогии о Нео, но четвертая картина вышла не финальным аккордом, а нелепой какофонией. Зрителю практически не оставили пространства для интерпретаций – а ведь вполне могли бы сделать концовку открытой и дать нам самим поразмыслить: действительно ли Матрица существовала или все это с самого начала было обычным психозом Томаса Андерсона.
Матричную трилогию до сих пор обсуждают на парах по философии – настолько наглядным примером различных теорий (далеко не только бодрийяровской) она являлась. Новый фильм тоже можно считать своеобразным пособием – рассказывая о мире симулякров, Вачовски создала самый главный симулякр современности. Копию без оригинала, фильм без конечной цели – помимо личной цели режиссера, признавшейся, что возвращением Нео и Тринити она пыталась отрефлексировать смерть собственных родителей. И все-таки мы будем смотреть и пересматривать «Матрицу: Воскрешение» снова и снова – не без труда, но с надеждой на лучшее.
{current_photo_index}/{total_photo_count}
