Для миллионов миллениалов, выросших в девяностые годы под влиянием западной поп-культуры, «Король Лев» (1994) давно стал неотъемлемым киношным атрибутом детства, знаковым фрагментом зрительских воспоминаний. Музыка Элтона Джона (композиция «Circle of Life»), звучащая в картине во время торжественной презентации новорождённого Симбы обитателям саванны со Скалы Предков, как и сама эта сцена – часть нашего культурного кода, безошибочно идентифицируемая с первых нот, с первых кадров. Однако волшебная магия знаменитого мультфильма, как это часто бывает, рождается из вполне прозаичных элементов – отлично прописанной истории, нанизанной на столь же мастерское аудиовизуальное повествование.
Увлечённо наблюдая в детские годы за приключениями Симбы, по понятным причинам не задумываешься о внушительной литературной первооснове фильма: будучи ребёнком, только вступающим на путь познания мира и знакомства с культурой, ты видишь интересное рисованное кино и не можешь заглянуть дальше событийного ряда. Пересматривая картину десятки лет спустя, невозможно не заметить в диснеевском сюжете отголоски как библейских (братоубийство, изгнание из рая, блудный сын), так и древнегреческих мифологических мотивов.
Бесстрашный Муфаса, чьё единственное слабое место – беззаветная любовь к сыну-наследнику, сродни герою «Илиады» Ахиллесу, об уязвимой пяте которого прознают коварные враги. Вынужденное бегство Симбы за пределы родины, в отсутствие которого Земли Прайда населяют иноземцы, а мать и любимая героя голодают и терпят унижения от презренных оккупантов, отсылает зрителя к другому гомеровскому шедевру – «Одиссее». То, как сурикат Тимон и бородавочник Пумба спасают беззащитного львёнка от смерти в пустыне и берут под своё крыло, годами воспитывая чужого малыша в соответствии с собственной системой ценностей, напоминает о киплинговской «Книге джунглей», тогда как диалог Симбы с духом убитого отца-короля, попрекающим сына-принца в бездействии – видоизменённая, но вполне узнаваемая цитата из шекспировского «Гамлета».
Историю, базирующуюся на великих текстах мировой литературы, режиссёры Роджер Аллерс и Роб Минькофф облачают в анимационное зрелище, в котором хватает разного рода киношных условностей и красивостей. Как и многие диснеевские фильмы, «Король Лев» не просто вдоволь нагружен закадровой музыкой, но и, по сути, является мюзиклом, где герои то и дело прерывают сюжет внезапными вокальными номерами, по ходу которых прямо или косвенно сообщают зрителю нечто новое и важное либо о себе, либо о своих планах на будущее внутри экранной истории. Размышляя о мультипликационном изяществе, нельзя не вспомнить имитацию долли-зума в роковом эпизоде в каньоне или то, как искусно зрителя с головой погружают в мир фильма с первых же кадров. Но всё же основа визуального повествования в «Короле Льве» вполне традиционна. Обратите внимание на то, какими широкими мазками – на уровне изображения – авторы противопоставляют миры Муфасы и Тимона-Пумбы миру Шрама-гиен. Если первые два – и саванна, и джунгли – полны солнечного света, ярких красок и бьющей ключом жизни во всех её проявлениях, то третий представляет собой макабрическое пространство тьмы, голода и смерти, выполненное в мрачной цветовой гамме и обложенное со всех сторон торчащими выступами истлевших скелетов. Эта простая и прямая оппозиция «рай – ад», не допускающая полутонов и нюансированных исключений, распространяется и на союзников героев. Неслучайно обаятельные Зазу и Рафики, Тимон и Пумба легко и непринуждённо располагают к себе, а мерзкие гиены, на которых опирается Шрам, напоминают то ли мелких бесов, то ли чертят, только что выползших откуда-то из зловонной преисподней.
Говоря о Шраме, нужно учитывать одно немаловажное сюжетное обстоятельство. То, что он на правах взрослого дяди намеренно вселяет юному Симбе гнетущий комплекс вины в трагической гибели отца, убеждая племянника в том, чего не было в реальности, ещё полбеды, хотя и это страшный грех на пересечении психологического абьюза и газлайтинга. В своём стремлении взойти на трон, выливающемся в цареубийство и дворцовый переворот, диснеевский Каин действует не один, но обращается к чужакам, инородцам, живущим за пределами королевства Муфасы. Иначе говоря, если спроецировать сюжет фильма на историю человечества и реальную политику, Шрам – самый настоящий предатель национальных интересов, захвативший власть с помощью интервентов, оккупировавших и разграбивших с его согласия некогда процветающее суверенное государство. В угоду собственным страстям он поступается общественным благом и предаёт не только брата с племянником, но и родину, за что невозможно не поплатиться – рано или поздно.
О чём же на самом деле в конечном счёте повествует «Король Лев»? О любви и зависти? О дружбе и предательстве? О феномене отцовства и горечи утраты? О гедонистических прелестях личного счастья и тяжком бремени власти, к которой жадно рвутся те, кто её недостоин? О круговороте жизни, который глупо отрицать? Пожалуй, обо всём понемногу. Но всё же ключевая мысль картины сформулирована авторами вполне отчётливо. Будучи мультипликационным романом взросления, «Король Лев» транслирует, возможно, тривиальную и излишне патетичную, но оттого не менее полезную установку: никогда не забывай, кто ты, и не беги от своего прошлого, каким бы болезненным оно ни было, а учись у него, извлекай из него уроки, чтобы стать сильнее в будущем.
{current_photo_index}/{total_photo_count}
