Скороходов два года уговаривал Вицина дать интервью
Ревность одной актрисы к другой — вещь для актеров естественная. Ведь каждой хотелось быть одной-единственной, любимой, обожаемой. Так вышло и с Лидией Смирновой. Брат взялся писать о ней книгу и отчаялся. Лидия Николаевна все пересказывала и переделывала по многу раз, требовала тщательной проработки рукописи, капризничала. В конце концов он передал рукопись мне и попросил закончить книгу. Поскольку моя профессия редактор, я бодро взялась за дело. Практически целый год чуть ли не ежедневно приезжала к Лидочке домой, и мы с удовольствием с ней работали. Меня поразило, как легко она рассказывала о своих романах. Потому что влюблялась по-настоящему. А любила лишь одного режиссера Константина Воинова. Как-то я призналась ей, что боюсь однажды потерять рукопись книги где-нибудь в метро. На что она весело ответила: «Не волнуйтесь, я еще наговорю о ста других своих любовях». Книга «Моя любовь» вышла, слава Богу, еще при жизни ее героини, а потом много раз переиздавалась. А с Лидочкой мы дружили до самой ее кончины. Она бывала в нашей компании, весело плясала и кокетничала с молодыми джентльменами, а те немедленно в нее влюблялись! Как и прежде...
Так получилось, что контакт у моего обаятельного брата складывался в основном с актрисами. Но был один актер, который никому для интервью не давался, но Глебке хоть и не без труда удалось его очаровать и сделать передачу о Георгии Вицине. Правда, на уговоры у него ушло два года! Зато он был одним из немногих, кто действительно знал, чем и как жил уже очень немолодой актер, ведь в то время его просто не узнавали! Вот что сам Глебушка писал об этом: «Животных Вицин просто обожал. И на улице кормил бездомных кошек, собак. Птиц тоже не забывал. Они его узнавали! По улице Георгий Михайлович вечно шел в сопровождении целой собачьей стаи, да еще и голуби за ним неслись. Он скармливал им килограммы пшена: «Голуби — птицы благородные. Вот вороны жрут что попало, а эти клюют деликатно, и пшено я им беру хорошее...» У него дома жило даже несколько божьих коровок, которых он бережно содержал, кормил медом и любовался ими, когда они летали по квартире. Вицин всерьез уверял, что его питомцы имеют необычные способности. Песик якобы мог говорить слово «мама», но при чужих стеснялся. А вот попугай и правда все время орал странную фразу: «Ну что ты все бегаешь? Пойди поспи!» Откуда он ее взял, Вицин не объяснял, но я думаю, что он сам эти слова частенько говорил жене.
Любовь ко всему живому привела к тому, что Георгий Михайлович возненавидел технический прогресс. С его идеями Вицина даже перестали приглашать с выступлениями на фабрики, на «нужные» мероприятия (в актерской среде их называли «нужниками»: там можно было разжиться каким-то дефицитом). Организаторы справедливо опасались, что Вицин опять что-нибудь ляпнет, скажет не то, что нужно. Во время пышного празднования на заводе Лихачева Вицин, вместо того чтобы попросить «устроить» ему автомобиль, как это все делали (в то время купить его было невозможно), решительно заявил: «Производство ваше нужно сворачивать! Эти машины только отравляют воздух...» Да и на встречах с правительством Вицин пытался обратить внимание на проблемы, хотя от него ждали только здравицы. «От технического прогресса один вред, — объяснял мне Вицин. — Слишком много машин, вот и в космос зачем-то полезли... Все движется, грохочет, нарушает естественный ход природы!»
Еще одна «странность» актера — у него сохранилась прекрасная дикция даже тогда, когда он потерял почти все зубы. Он принципиально не хотел обращаться к стоматологу: «Вставлять инородное тело в организм нельзя! Все должно быть естественно. Человек приходит в мир без зубов и уходит без них же». От грима он тоже со временем совсем отказался. Гримеры к нему уже даже и не совались. Впрочем, как и костюмеры. Невозможно было убедить Георгия Михайловича выйти на сцену без его «удавки» — так он величал свой единственный галстук. На протяжении шестидесяти лет он его не менял, не стирал и не чистил! «Если галстук на мне — я никогда не провалюсь! Вы думаете, у меня нового нет? Да висят в шифоньере, 80 штук, на каждый день рождения дарят. Но я верю в силу именно этого галстука». Много у него было необычных идей, оригинальный был он человек! Ничего общего с его экранным образом. Помню, однажды, незадолго до его ухода, мы шли с ним по улице и какой-то прохожий радостно закричал: «Мужик, я тебя узнал!» Георгий Михайлович грустно покачал головой и ответил: «Ты меня узнал... Но ты меня не знаешь». Сущая правда! Никто не знал настоящего Вицина».
Программа Глеба Скороходова «В поисках утраченного» стала очень популярна, ему пришлось пройти испытание медными трубами. Его стали узнавать, улыбаться, здороваться, выражать признательность, приглашать на модные премьеры в кино, театр, на прочие престижные мероприятия. У меня и то закружилась голова, потому что он часто брал меня с собой и я слушала хвалебные речи в его честь и пылкие признания в любви. Коллега брата по авторскому телевидению писатель Андрей Максимов написал на подаренной Глебу своей книге: «Ваша работа на ТВ доказывает, что интеллигентность и телевидение — вещи вполне совместимые».
Совмещение оказалось временным, а слава — ветхой заплатой. Кончился очередной договор, а следующий с ним не заключили. Увы, он не был везунчиком... На смену ему пришли другие — молодые, амбициозные, в чем-то очень циничные. Он пережил это спокойно, а может, только делал вид, что спокойно.
Глебки не стало осенью 2012 года... Помню наши последние встречи. Казалось бы, мне его, тяжелобольного, нужно было бы утешать, подбадривать, возвращать к жизни! Но нет, он, несмотря на боли, продиктовал мне название своей будущей книги «У меня есть тоже граммофончик».
Перед смертью он с трудом, но как обычно побрился. А потом тихо уснул навсегда в своей постели. Рядом были самые близкие люди — дочь, сестра, племянница, его любимая подруга и крестная Лера, читал молитвы православный священник. Не худшая смерть, как это ни горько звучит.
