Участникам сочинского песенного соревнования опять же аккомпанировал оркестр под управлением Кролла. Помню его одобрительную улыбку, когда после исполнения песни «Я тебе весь мир подарю» на музыку Евгения Мартынова и стихи Ильи Резника огромный зал устроил мне овацию. В тот же день за кулисами меня нашел Евгений Болдин: «Пугачева начинает сольную карьеру, я буду с ней работать как директор. Давай к нам в коллектив». Я обещал подумать. Только попрощались, подходит Броневицкий: «К Пьехе не хочешь?» Думаю: «Ничего себе! Еще вчера шествовали мимо не взглянув, имени не знали, а сегодня наперебой уговаривают...»
Рассказал о лестных предложениях Кроллу, но тот отсоветовал:
— В ансамбли не ходи, будешь всю жизнь на подпевках.
— А если к вам?
— Возьму с удовольствием, но ты же понимаешь, я не могу диктовать, чтобы тебя с нынешней работы отпустили.
Набравшись смелости, обратился с просьбой о переводе к главному дирижеру Росконцерта. Тот ответил: «Внимательно следи за моими руками» — левую сжал в кулак и ударил правой в сгиб локтя. Весьма доступный для понимания жест: ни фига!
Завоевав звание дипломанта, стал участвовать в концертах, которые победители конкурса давали в Зимнем театре. Руководство оркестра «Советская песня» командировочных выдало только на неделю — были уверены, что провалюсь на первом туре и сразу вернусь в Москву. Просить выслать еще денег не хватало духу. Спасибо Кроллу, Резнику и сестрам Зайцевым — популярнейшему в середине семидесятых дуэту, получившему на конкурсе звание лауреата: зная, что у меня за душой ни гроша, брали с собой на все завтраки, обеды и ужины. Без них, наверное, умер бы с голоду.
В один из дней получаю телеграмму от руководства оркестра «Советская песня»: «Поздравляем с дипломом. Ждем на гастрольном маршруте». Дескать, попел и хватит — теперь возвращайся. Что делать? Если упущу момент — все пропало.
Жюри на конкурсе возглавлял композитор Александр Флярковский, в ту пору — замминистра культуры РСФСР, но первый по значимости голос имел генеральный директор Росконцерта Ходыкин, человек справедливый, но жесткий — его боялись как Сталина. Я понимал: если кто и может разрешить ситуацию, то только он. Знал, что Владислав Степанович живет в гостинице «Приморская». Трясущимися руками набрал администратора и попросил соединить с его номером. Заикаясь, представился и услышал: «Да, я вас помню. Хотите поговорить? Ну приходите прямо сейчас».
Дрожа как осиновый лист, рассказал Ходыкину, что в оркестре «Советская песня» петь не дают, а когда попросил отпустить к Кроллу — отказали.
— У Кролла — лучший джазовый коллектив в стране, попасть туда — большая честь. А Анатолий что говорит?
— Он не против.
— И все-таки надо подумать.
Тут в номер входит Флярковский и обращается прямо ко мне:
— О, молодое дарование, я вас помню. У вас удивительная способность из не очень хорошей песни сделать конфетку. Я потом вам свои песни исполнять дам. — И уже Ходыкину: — Хороший парень.
— Вот этот хороший парень как раз пришел проситься к Кроллу.
— Да? Я как замминистра поддержу.
— Ну если замминистра не против, я тем более.
Слушаю их диалог и не верю своим ушам. От напряжения в глазах помутилось и качает из стороны в сторону.
— Давай пиши заявление, — командует Ходыкин.
— У меня ручки нет, — испуганно блею.
— Глянь, он еще и без ручки пришел! — изображает возмущение Ходыкин, а сам улыбается.
Под его диктовку написал заявление о переходе из одного коллектива в другой, Флярковский его тут же подмахнул.
Стою, переминаясь с ноги на ногу.
— У тебя что-то еще? — спрашивает Ходыкин.
Удрученно кивнув головой, рассказываю о телеграмме.
— Ты когда диплом-то получил? — уточняет Владислав Степанович.
— Десять дней назад.
— Поздненько они спохватились с поздравлениями-то... Номер у тебя в гостинице хороший?
— Да.
— И туалет есть?
— Конечно.
— Вот там эту телеграмму и повесь.
Во время трехмесячного гастрольного тура по стране стал своим в оркестре Кролла, потихоньку готовил новые песни. По возвращении в Москву композитор Алексей Мажуков, который слышал меня в Сочи, предложил записать пару романсов для радио — их потом часто повторяли в программе «Полевая почта «Юности». Приятель, с которым познакомился тоже на конкурсе — он стал лауреатом второй премии, однажды предложил: «Поехали со мной в тон-студию «Мосфильма», там Флярковский записывает свои песни для последних серий фильма «Рожденная революцией». Две пою я. Посмотришь, как мастера (имел в виду себя) работают».
Приехали. Огромная студия, оркестр, Флярковский — как автор музыки — главный. Первую патриотическую песню «Присяга» приятель записал лихо, а с лирической «Мы часто слышим, надо просто жить» вышла заминка. Первая попытка, вторая, третья. Флярковский просит: «Душевнее!», а у приятеля с его советской манерой исполнения душевнее не получается. Тут Александр Георгиевич замечает меня, сидящего в уголке: «Слушайте, я же вас помню! Ну-ка, давайте к микрофону. Попробуйте спеть».
