— Когда попали к Кшиштофу Занусси и снялись в «Брате нашего Бога» по одноименной пьесе Кароля Войтылы — будущего папы римского?
— Да. Однажды в конце девяностых кто-то из знакомых полетел в Польшу на киновстречу, и я решился написать письмо Кшиштофу Кесьлевскому, режиссеру, снявшему «Три цвета». Признался, что мечтал бы сыграть у него, сделал нарезку из своих фильмов, приложил фотографии и передал с приятелем. Через неделю звонок: «Это Занусси... Я видел вашего Клима Самгина. Хотел бы с вами работать».
Еле сдержался, чтобы не послать звонившего лесом — был абсолютно уверен, что разыгрывают. В голове не укладывалось, что все это не снится. Оказалось, письмо дошло до адресата, а затем попало к Занусси. Договорились о встрече в Риге, там проходил кинофестиваль. Оттуда полетели в Варшаву, к Кшиштофу в гости.
Прожил в его доме неделю. Мы ходили по творческим тусовкам, званым ужинам. Я тогда носил длинные волосы, и многие замечали: «Вы похожи на князя Мышкина!»
Но лишь спустя год случился международный проект по пьесе, написанной паном Войтылой, который уже стал Папой Римским Иоанном Павлом II. Одну из ролей я и сыграл.
До этого снова был непростой период. Ложился спать и просыпался с единственным желанием — чтобы непременно утвердили. Молился, просил... И это произошло.
Премьера состоялась в Кракове. Туда приехал автор пьесы, он был уже стареньким, согбенным. Члены съемочной группы подходили по одному, прикладывались к руке, вернее к «кольцу рыбака» — перстню понтифика. Занусси представлял: «Это оператор, Ваше Святейшество, это гример...» Папа молча, без единого слова, выдавал муаровую красную коробочку с памятной медалью. Дошла очередь и до меня.
— Это русский актер Андрей Руденский... — произносит Кшиштоф.
Я по незнанию прикладываюсь не к кольцу, а к руке, и дергаю коробочку, чтобы не задерживать папу, побыстрее отойти в сторонку. А он не отпускает. Дерг-дерг! Не отдает. В мыслях бардак — почему? Что происходит?
Поднимаю глаза и встречаюсь с его взглядом — долгим, изучающим. Вдруг понтифик по-русски говорит:
— Здравствуйте!
Я в растерянности сбивчиво начинаю повторять:
— Спасибо, большое спасибо, — и пячусь назад, стараясь поскорее пробраться в какой-нибудь уголок.
Наконец аудиенция окончена, папа направляется к выходу. Останавливается напротив меня, стоящего в третьем ряду, и снова по-русски произносит: «До свидания».
Потом на всех пресс-конференциях Занусси рассказывал об этом невероятном случае. Не знаю, почему это произошло, видимо рассмотрел чистую душу. Шучу...
— Андрей, когда я готовилась к встрече и читала вашу биографию, поймала себя на мысли: «Вот это да! Сколько всего у человека произошло!» У вас самого есть ощущение судьбы, наполненной большим количеством событий?
— Сразу почему-то вспомнил детство и бесконечные перемещения по стране: Свердловск, Пермь, Кольский полуостров... Отец-то был военным. Последняя школа находилась в поселке Ревда, куда нас, офицерских детей, возили на газике. Вот и вся насыщенность. Впечатлений добавляли лыжи, на которых носился по сопкам и которые каждую неделю нещадно ломал.
После восьмого класса мы с мамой поехали в Свердловск. Шли по проспекту Ленина, смотрели на красивые здания с колоннами, как я узнал позже, палладианского стиля.
Рядом с одним монументальным зданием затормозили надолго, оказалось — Уральский политехникум. Зашли узнать, какую профессию там можно получить. Вышел я оттуда через четыре года с красным дипломом специалиста прокатного производства. И опытом... художественной самодеятельности.
