К августу 1913-го строительство Дома Волка завершилось. Четырехэтажный, с залами и множеством спален, с бассейном, каминами, роскошной мебелью, библиотекой из сплошных раритетов, с коллекциями экзотических редкостей со всего мира. И здесь Джека поджидал последний удар. Незадолго до переезда дом сгорел. Поджог. Вероятнее всего, отомстил уволенный недавно работник. От замка остались только несущие стены да каминные трубы.
От этого потрясения Лондон так и не оправился. Нет, какое-то время он еще трепыхался, пытался, как боксер после нокдауна, встать на трясущиеся ноги. Задался целью все восстановить и дошел почти до банкротства. Писательство окончательно превратилось из вдохновенной радости в каторжный труд, ничем уже не отличавшийся от пахоты в прачечной двадцать лет назад. Нужно было писать, чтобы покрывать долги. Нужно было выдавать уже не по тысяче тщательно выверенных слов в день, а превратиться в пишущую машинку, набивающую бесконечный текст. Творческий кризис и выгорание полностью уничтожили вдохновение. В конце концов Джек унизился до немыслимого — купил сюжет у Синклера Льюиса и начал новый роман «Бюро убийств», который так и не дописал.
Справиться с этим можно было бы при поддержке близких, да только где их взять? Верной Элизе не под силу было в одиночку вытащить брата из чудовищной депрессии. Чармиан он выносил теперь с трудом — какие бы маски она по старой памяти ни примеряла, истинное лицо Джеку было уже известно.
...Снова услышав этот когда-то любимый, а теперь невыносимый голос, он открыл глаза. Нет, это где-то за дверью. К счастью, ее лицо исчезло. Появилось другое. И очень хотелось его позвать. Но он помнил, что этого имени называть ни в коем случае нельзя. Это их общая тайна, об этой любви на Гавайях, о мечте бросить все и быть вместе, родить наконец сына — вслух нельзя. И на склонившееся над ним, на секунду выплывшее из дымки лицо можно только смотреть и хранить молчание.
О его последней любви никто никогда не узнал — ничего, кроме туманных слухов. В дни, когда даже доброжелательные обычно критики и рецензенты наперебой ругали один из его последних романов, «Маленькую хозяйку большого дома», лишь немногие посвященные знали: эта история — перевертыш, где на месте героини сам Джек. Любовный треугольник. Муки совести из-за невозможности отказаться от любимого человека и нанести рану тому, кого разлюбил.
Не было в прозе Лондона более откровенного признания, чем это: «Сердце стучало, словно хотело выскочить из груди, он ловил губами воздух. А проклятое сердце металось, билось в горле, душило его. Ему казалось, что оно уже во рту, он жует его и глотает вместе с освежающим воздухом. «Честное слово, оно было у меня во рту, и я жевал его, — подумал он о своем сердце. — Да, жевал». Нельзя жевать собственное сердце и думать, что не останется никакого следа!»
Тоску и злость заглушал алкоголем, а когда стремительно развилась болезнь почек, добавил для обезболивания морфий.
«Джек! Джек!» — звала Элиза, и открыв на секунду глаза, он точно знал, что это не бред и не сон, Элиза реальна, он ее видит. Поэтому и сказал то глупое «хелло» сестре, единственному близкому человеку, лучшему другу, родной душе, общему прошлому, сбывшимся и несбывшимся мечтам. А произнести «спасибо», «люблю тебя» или «прощай» уже не смог, потому что устал и закрыл глаза насовсем. Двадцать второго ноября 1916 года. В сорок лет.
