— Ваш младший сын родился особенным. Врачи предлагали отказаться, как это у нас заведено?
— В силу возраста мы были в группе риска, но даже скрининг не делали, решили: будем рожать в любом случае. Я снимал роды на видео, потом малыша забрали в реанимацию, врачи должны были установить диагноз. Какое-то время мы с женой находились в подвешенном состоянии, и это тяготило. Однажды я поймал себя на мысли, что обращаюсь к высшим силам: «Пусть он будет нормальным!» И тут же осекся — стало очень стыдно: а вдруг он иной? Когда подтвердилось, что у сына синдром Дауна, даже испытал облегчение и радость.
С Платоном у нас, как мне кажется, особая связь. Мы соприкасаемся на каком-то своем уровне. Он — источник моего вдохновения, бесчисленных фото- и видеонаблюдений, размышлений о парадоксальности жизни. Мы провели очень много времени бок о бок, спали на одной кровати, долго жили в одном режиме. И мне особенно горько, когда обнаруживаю в желтой прессе, что после развода с женой, якобы испугавшись каких-то трудностей, я ушел из семьи, оставив ребенка-инвалида... Все это подлая ложь, не учитывающая моей действительной боли в связи с разрывом прежних семейных отношений. Заботу о нашем малыше мы с бывшей супругой разделяем в равной степени.
— Тем, что называется «отцовское воспитание», вы занимались?
— Старшему сыну пришлось несколько раз дать ремешка. Женька был неугомонным, и в определенном возрасте я осознал, что надо как-то сдержать этот разрушительный поток, чтобы мальчик не превратился в хулигана. Но мне самому наказывать ребенка оказалось настолько тяжело, что потом закрывался в ванной, сидел на полу и рыдал, а жена успокаивала.
В остальное время просто живешь с ними, любишь, гуляешь, общаешься. Укачивая своих детей на руках, я прошел километры. Где я с ними только не был! Водил на каток: пока всех троих зашнуруешь, вспотеешь так, что самому кататься уже не хочется.
Меня никогда не интересовало, какие у них оценки. Однажды пришел на родительское собрание по настоятельной просьбе старшей дочери — подводились какие-то итоги, ее хвалили. Так вот, в классе сидели семнадцать мам и один я...
Дети вырастают, и вдруг наступает момент, когда они с тобой гулять уже не хотят. Зато теперь мы много о чем можем поговорить. Сейчас Жене двадцать пять лет, после армии отучился на столяра, делает дорогую эксклюзивную мебель, Прасковье скоро двадцать — учится в лингвистическом институте, Варваре вот-вот исполнится семнадцать — она пока еще в школе. Я им говорю: «Вы имеете право не знать, кем хотите стать, — пробуйте себя в разном. Главное, чтобы вам было интересно».
