Муж не признавал никаких, так сказать, окольных путей. Правда или ложь — вот его мера. Это касалось и театра. Однажды играл влюбленного, а партнершей режиссер назначил свою жену — великолепную, но немолодую актрису, сильно старше Влада. Тот, понимая, насколько нелепо выглядит их дуэт, старался всеми способами избегать выхода в этой «лав-стори», положившись на второго исполнителя. А как-то репетировал спектакль из русской истории, ему вручили посох и предложили изображать что-то, по мнению Влада, несуразное. Он вспылил, воткнул посох острым железным концом в сцену и ушел. А посох остался стоять. Было и такое, что не выдержав, сорвал во время прогона с себя шапку и нахлобучил режиссеру на голову.
Раздражало Влада и то, что на съемки, даже несмотря на то что часто ездил туда будучи в отпуске, руководство «Красного факела» отпускало неохотно. Но открыто не возмущался, не выяснял отношений, говорил просто: «Да ну их!» Оставался актером своего театра и Новосибирск не бросал.
Хотя возможностей изменить судьбу у мужа было предостаточно. Как-то Ада Роговцева, с которой он снимался в «Вечном зове», договорилась в Киеве в Театре русской драмы, чтобы вызвали Бирюкова «на смотрины». Он съездил, узнал, что поначалу придется ютиться с семьей в крошечной комнате, и отказался. Потом я поняла: дело вовсе не в условиях, которые его не устроили. Ведь позже сибирский режиссер, много работавший с Владом, возглавил театр в Ярославле и пригласил его туда, добившись для своего актера двухкомнатной квартиры на берегу Волги. Однако и на сей раз муж не поехал. Его звали в Рижский русский театр, при желании мог бы попасть и в Москву — с ним хотел познакомиться Анатолий Эфрос.
На вопрос, почему отвергает все предложения, Влад отвечал, что не может оставить свою малую родину, чувствует себя комфортно только в привычной среде. На самом деле, думаю, просто ничего не хотел менять — в глубине души он не изжил свой давний страх перед неизведанным. Слишком быстро «набрал высоту», неожиданно для себя самого, и еще не свыкся с тем, что он известный артист, способен сыграть многое. В результате отказывался от предложений, даже самых заманчивых.
Его ведь звал на заглавную роль в свою картину «Мой друг Иван Лапшин» Алексей Герман. Владу это имя ничего не говорило. Я напомнила «Проверку на дорогах», которую вместе смотрели в Доме актера на закрытом показе — фильм положили на полку. Все равно отмахнулся! Ассистент Германа звонила нам, трубку, как правило, брала я, а поскольку знали, что Люда не только жена, но и секретарь, то и переговоры обычно велись со мной. Убедила Влада подойти к телефону, но в конце слышу, муж говорит: «Знаете что? Я вам продам бесплатно актера на эту роль — Андрея Болтнева». Тот играл вместе с ним в «Красном факеле». Когда Влад положил трубку, я только и могла выдохнуть: «Какой же ты дурак!» Отдать роль в картине самого Германа! А карьера Болтнева после тех съемок пошла в гору.
Как только он «подарил» роль, которая могла стать этапной в его судьбе, я почувствовала: что-то во мне надломилось. Влад ведь в итоге реализовал свой дар едва ли наполовину, а я, еще когда муж находился на вершине успеха, чуяла, что впереди будет все меньше ролей. С одной стороны, Влад втайне побаивался, что не справится с трудной работой, с другой — взялся за то, чего не умел: за режиссуру. Поставленный им спектакль «На дне» по Горькому получился очень слабым — я, не выдержав, ушла после первого акта. «Если задумал стать режиссером, нельзя делать этого на голом месте, — настаивала я. — Иди учись». Он, конечно, понимал, что не хватает знаний, но не сдавался: все то же нежелание перемен двигало им. И меня отговаривал от учебы: «У тебя уже есть хорошая работа». Когда меня направили на трехмесячные курсы повышения квалификации, занервничал:
— Зачем едешь?
— Это моя профессия, понимаешь?
Признаться, он беспокоился еще и потому, что наши отношения постепенно разлаживались. Я устала от его выплесков. Задолго до описываемых событий случилось так, что Влад сильно меня обидел. Этого я уже стерпеть не могла — пошла и подала на развод. Нам дали на примирение три месяца, я уехала к друзьям в Ленинград. Вернулась — дома Влад и свекровь. Раиса Федоровна принялась уговаривать, чтобы одумалась, но я не могла пойти против себя. Нас развели.
И все-таки еще девять лет мы жили вместе: оказалось, что взять и разбежаться не так-то просто. Не мешало даже то, что мой знаменитый муж пользовался невероятным успехом у женщин. Одна настойчивая дама часто звонила, голоса меняла.
— А ты знаешь, — говорила, — что он вечером будет со мной в ресторане?
— Спасибо, что предупредили, — отвечала, — значит, ужин сегодня не готовлю.
Если Влад задерживался, никогда не спрашивала почему. Осаживала «доброжелателей»: «Ребят, это не ваше дело. Я ему верю, и все».
Влад, кстати сказать, был ревнивым, собственником. С его коллегами я поддерживала хорошие отношения. Приходя в гости, мужики меня с порога обнимут, поцелуют. Мельком видела, как гневно вспыхивали глаза мужа, но он ни слова не произносил. Потом, в подпитии, мог высказаться, но и то в пространство. Меня же, пусть дамы ждали его после спектаклей и звонили домой, их поползновения не трогали. Как не волновали сплетни о романах Влада. Было уже все равно. Даже когда начали говорить, что у Влада на стороне родилась дочь, а я знала женщину, с которой у него якобы роман (они вместе играли в спектакле), ничего в душе не екнуло. В шутку спросила, правда ли это, он вспылил: «Что, теперь все бабы беременны от меня?» Больше ничего не стала выяснять.
