Владу я тоже понравилась, заухаживал. Отпуск у меня закончился, а он еще оставался. Но в конце августа все вожатые по традиции собрались на закрытие сезона, и опять мы с Владом встретились. Стал приглашать на свидания. Жила я в Новосибирске с родителями в коммуналке без телефона, так он приезжал на студию и ждал, когда освобожусь.
Влад мне, конечно, нравился, но всерьез о будущем не задумывалась, и поэтому когда вдруг позвал замуж, ошарашенно воскликнула:
— Да ты что?! Я пока не собираюсь.
Он — в слезы, упал на колени:
— Не бросай меня! Без тебя пропаду!
В общем, спектакль небольшой устроил.
В конце концов я сдалась: «Иди к папе». Отец строгим был и жениха отфутболил, поскольку актерскую профессию не уважал. Влад потом еще пару раз просил у него моей руки и опять получал отказ. «А на что жить будете?» — спрашивал папа. Что Влад мог ответить? Своего жилья не имел, обитал в комнате, которую на время оставил ему уехавший в экспедицию приятель. Стипендия — девятнадцать рублей. В театре играл лишь в массовке, подрабатывал в детском саду сторожем и дворником, но все равно выходило мало. Я-то богаче оказалась: приличная должность, одевалась хорошо, отцу на работе двухкомнатную квартиру дали.
Перед Новым годом Влад «надедморозил» немного и позвал меня вместе с друзьями поехать к знакомым на Алтай отмечать праздник. Отпросилась на работе и, конечно, у родителей. Обратный поезд задержался, поэтому с вокзала домой не заглянула, сразу помчалась на работу. Вечером отец, никогда меня прежде не ругавший, такое устроил! Он вообще опекал свою единственную дочь сверх меры. Бывало, с подружкой иду, а папа — по другой стороне улицы: проверяет, с кем и куда направляюсь. Вот и теперь возмутился: «Ты что ведешь себя как гулящая?!»
Как раз в тот момент, когда он устраивал взбучку, появился Влад. Услышав упреки отца в мой адрес, схватил за руку: «Бери паспорт, пошли в ЗАГС» — и мы отправились подавать заявление. Перед росписью обычно давали три месяца на раздумье, но Влад уговорил сотрудницу, чтобы сократили срок до месяца. Возвратились — папа лежит пластом, ему плохо. Чтобы хоть как-то его утешить, я, выходя замуж, решила не менять фамилию, остаться Колесниковой.
Расписались первого февраля 1964 года. На свадьбу сбросились с женихом сами, девчонки и ребята с телевидения еще денег подкинули. Начало семейной жизни отмечали в комнате Влада, точнее — его приятеля. За неимением стола расстелили на полу простыню, поставили то, что я приготовила и принесли подружки. На следующий день Раиса Федоровна устроила застолье для родственников, моя мама поехала, папа болел. Но оклемавшись, тоже собрал родню — праздновали в третий раз.
Поначалу жили с мужем страшно бедно. Мой зять Игорь вспоминает, как Влад ему рассказывал: «Одна ложка и одна вилка были. Люда черпанула суп — дала мне, я черпанул — дал ей. Котлету пополам делили». Когда вернулся хозяин комнаты, пришлось перебраться к моим родителям. Но вместе жить не получилось, и со словами «Стройте кооператив» они дали сумму на первый взнос. Так у нас появилась собственная однокомнатная квартира. Почти пустая — только раскладушка и пять мешков моих книг. Влад раздобыл панцирную сетку, поставил ее на кирпичи — получилась кровать. (Он вообще оказался мастером на все руки — сам всегда делал ремонт, строчил на машинке, мастерил чеканки и украшения.) Шкаф купили на деньги, которые я выручила, сдав подаренные родителями магнитофон и приемник в комиссионку. Туда же отнесла кое-что из своих нарядов, и появился маленький холодильник.
У папы с мамой денег не просила, они и так уже раскошелились. Если оставался рубль, мы решали: сварить суп или пойти в кино?
— Владюш, — предлагала я, — может, в кино пойдем, а потом к моим поесть?
— Нет, давай лучше суп сварим.
Не хотел от них лишний раз зависеть. Но постепенно муж и мои родители друг к другу притерлись, папа Влада принял. Тем более что тот вырос без отца и тянулся к тестю, называл его «батяней».
Несомненно, он искал опоры: не так давно оставил привычный мир маленького Бердска — провинциальный, уютный, замкнутый — и был, несмотря на свою харизму и богатую мужскую фактуру, как дичок. Потому и в профессии долго не мог в полную меру проявить себя: не знал, куда руки на сцене девать, речь — деревенская скороговорка.
В ТЮЗе из Влада, поначалу игравшего разных зверушек да «ходульные» роли в советских пьесах, потихоньку стали доставать то настоящее, что в нем таилось. Я старалась, действуя больше по наитию, помочь мужу раскрыться как актеру. Таскала его на постановки гастролировавших в Новосибирске театров, выбирала книги из родительской библиотеки. Ходила на репетиции — Влад увереннее себя чувствовал, когда жена рядом. Позже вместе с дочерью Надей помогала ему готовить роли: Влад играл за своего персонажа, мы — за остальных. Если я слишком входила в образ, возмущался: «Просил же только реплики подавать!» Когда читал сценарий, тревожить его — даже чаю предложить — не разрешалось.
Влад не любил, когда мы надолго расставались, поэтому на вручение ему и Государственной премии, и Премии имени братьев Васильевых летала с мужем в Москву. Раз, в самом начале совместной жизни, отправился на гастроли. Вдруг звонит домой. «Не могла чемодан как следует собрать? — выговаривает раздраженно. — Мочалку не положила!» Почувствовала: дело не в мочалке, плохо ему там без меня. Беру билет и лечу. Захожу в гостиницу: «Привет, мочалку вот привезла». Он засмеялся, обнял. Провела с мужем выходные и вернулась в Новосибирск.
