Роман вспыхнул весной 1925-го, а в конце осени Тамара была уже беременна от Бабеля. Никто не знал наверняка, стало ли это последней каплей, переполнившей чашу терпения Евгении Борисовны, или же ей просто до смерти надоел Сергиев, но только в декабре 1925 года жена Исаака Эммануиловича уехала из СССР. А у Тамары Кашириной в июле следующего года, в тот самый день, когда Бабелю исполнилось тридцать два, родился сын, которого назвали в честь деда Эммануилом. И хотя поначалу Исаак принимал в его судьбе большое участие, помогал Тамаре деньгами и с удовольствием возился с ребенком, теперь своим отцом мальчик считает совсем другого человека — писателя Всеволода Иванова, за которого Тамара, так и не дождавшаяся предложения от Бабеля, через пару лет вышла замуж. После замужества она сменила сыну имя на Михаил и настояла на том, чтобы Исаак перестал с ним видеться.
Почему он не остался с матерью своего первенца, столь многим пожертвовавшей ради него? Зачем весной 1927-го, приехав в Париж будто лишь затем, чтобы передать родным овдовевшую больную тещу, снова сошелся с женой? Как мог оставить забеременевшую Женю одну во Франции? Зачем, отправляясь в прошлом году к своей семье, просил Нину пожить в Николоворобинском? И что ей думать о мужчине, с которым случаются подобные истории?
Все эти вопросы, теснившиеся в голове после сегодняшней встречи на улице, были в тысячу раз сложнее, чем самая сложная из математических задач коварного Штайнера. Сложнее, чем любая из задач, которые она вообще когда-то решала... И привыкшая всегда полагаться только на себя девушка-инженер впервые попросила подсказку у того единственного человека, который должен был ее знать. Ответ пришел в привычном почтовом конверте с европейским штемпелем. Невнятный и совершенно бабелевский: «Что могут вам, знающей все, сказать люди, не знающие ничего?»
В сентябре 1933 года он вернулся. Один. И в тот же вечер как ни в чем не бывало повел Нину в театр. Узнав же, что через несколько дней она уезжает в отпуск на юг, заявил, что обязательно ее догонит. Они встретились в Сочи и провели вместе почти месяц, кочуя из Гагры в Сухум, из Туапсе в Нальчик, из Железноводска в Кисловодск. Но в Москву Нина уехала одна. И едва сойдя с поезда, поразилась тому, каким маленьким и серым вдруг стал этот огромный шумный город без Бабеля.
«Я человек суеверный. Непременно хочу встречать Новый год с вами», — сидя в вагоне, Нина в который раз от начала до конца перечитывала присланное Бабелем письмо, но глаза, перескакивая со строчки на строчку, упорно возвращались к этим главным словам. Все остальное расплывалось и тонуло где-то в белом снежном тумане, стлавшемся за окном.
