Физическое разрушение было, и сам он это все прекрасно понимал. Вроде говорил, что надо бы злоупотреблять поменьше, а потом — «здоровыми могут быть только футболисты» — и по новой! В глубине души, впрочем, я Толю оправдываю. Лично мне нравится фраза Артура Миллера: «Он был неизлечимо здоров». Все-таки «изящным шизофреником» быть, согласитесь, интереснее.
Рисовал Зверь где угодно и чем угодно. Из каждой картины устраивал целый перформанс. Валял дурака! Наблюдать за ним было безумно интересно. Казалось, делал он все играючи, несерьезно. Кисточка подбрасывалась вверх, ловилась на лету, покрывая дорожкой капель чьи-то дорогие шелковые обои. В ход шли не только кисти, но и бритвенные помазки, кухонные ножи и собственные пальцы. Однажды писал букет сирени и закончил работу «чудесным прикосновением к холсту творога». Когда ему заметили, что он зря это сделал, ведь творог (крупинки прилипли к краскам) может заплесневеть, ответил: «А откуда вы знаете, что не будет лучше?» Пеплом присыпал, песком… Он все время экспериментировал, менял манеру. Знатоки говорили, что на каждом из его приемов можно было делать карьеру! Но Толя был безумно расточителен — бросал старое и выдумывал новое.
Сокольники Толя любил особенно. Одновременную работу, когда художник пишет на нескольких мольбертах разом, тоже жаловал. Обычно он располагался недалеко от пруда, в тени кустов, чтобы удобно было мочить листы ватмана и писать акварели «по сырому». И вот мочил листов 10 разом, раскладывал на полянке, тут же выпивал и начинал творить. Однажды, не разобравшись в естественных приемах зверевской живописи, прямо по ватманам пробежали юные пионеры. Толя расстроился и забросал их камнями. Пионеры тоже оказались не лыком шиты и, вооружившись на ближайшей обочине, вернулись и пошли в наступление. Бой закончился окончательной гибелью всех акварелей. Пионеры — маленькие представители большого народа, который в массе своей абстракционистов не понимал и, как и все непонятное, не любил.
Словосочетания «абстракционист проклятый» и «абстракционист несчастный» были тогда, наверное, самыми распространенными. Общество не принимало, власти преследовали. Почему? Процветал социалистический реализм, а абстракция появилась как бунт, революция в искусстве. И, конечно, смотрели на направление как на совершенно чуждое советскому строю влияние «проклятого Запада». Зверев же ценил самых разных художников: любимой его картиной была, кстати, «Осенний день. Сокольники» Левитана. Долго обожал Саврасова. Но особенно всегда выделял Врубеля. Леонардо да Винчи провозгласил своим учителем. А «русским Ван Гогом» Анатолия уже назвали другие люди, впрочем, совершенно заслуженно.
