Для первой персональной выставки Зверева в Париже в галерее «Мотт» требовалось определенное количество работ. И Анатолий, вероятно, обещал Игорю Маркевичу, который взялся ее организовать, что картин будет достаточно. Однако Зверь был слишком самобытен, чтобы подойти к процессу математически. Рисовал он нутром, пузом, по наитию. И, как назло, в тот период его нутро хотело выпивать в Сокольниках и играть в шашки, а вовсе не рисовать к выставке. Выход был найден гениальный.
Он запирал Люсю №1 на амбарный висячий замок, предварительно оставив жене стопку бумаги и краски, — и чтобы к его возвращению в пенаты произведения были готовы. У Люси был «период кипящих чайников». В центре листа она рисовала чайник с кривой ручкой, а потом обмакивала ладонь в разные краски и хлопала ею по листу — это изображало кипение. Вечером являлся Зверев и одобрительно ставил на Люсиных чайниках свое знаменитое «АЗ». «Толя, не делай такой грандиозной ошибки! — уговаривали его друзья. — Зачем позориться? Это же Париж!» Но тот бубнил что-то на тему «муж и жена — одна сатана» и всю пачку «с эффектом кипения» в числе прочих (действительно своих!) работ отдал Маркевичу. Когда из Франции Зверю прислали первые фото с его выставки, все ужасно развеселились, а Толя, напротив, загрустил. В центральной части экспозиции вальяжно расположились Люсины чайники. «А как же «одна сатана»?» — подшучивал над опечаленным другом Плавинский. «Да, видишь ли, старик, философски так и есть — сатана одна. Ну что они там, в Европе своей, совсем ничего, что ли, в живописи не понимают?..»
Семейная жизнь, конечно, совсем не по Звереву была. Толя расстался с Люсей, когда их дети были совсем маленькими. Насколько я знаю, общение между ними отсутствовало. Помню, сидели у Михайлова, был Плавинский. Играли в буриме, шашки, кто-то музицировал на рояле, в общем, все смешалось в доме Облонских — интересное общество. И вдруг Плавинский говорит: «Надо устроить встречу Зверева с детьми. Но аккуратно. Продумать». В следующий раз, когда у того же Михайлова появился Зверев, я, позабыв о наставлении Плавинского, ляпнула: «Толечка, а ты не хотел бы увидеться со своими детьми?» Неожиданно Зверь, пребывавший в прекрасном расположении духа, отвернул голову к окну, а когда повернулся обратно, в глазах его застыли слезы. Но уже через секунду он снова как ни в чем не бывало балагурил.
Дочка его Верочка стала художницей, несколько лет назад жила в Харькове, сейчас не знаю, там ли еще. Те, кто видел ее работы, считают, что талант и почерк девочка взяла от отца. Но к картинам Зверева почему-то отнеслась равнодушно. Я думаю, это обида… Чем занимается Миша Зверев, увы, не знаю.
…После развода с Люсей Толя какое-то время пожил на «Смоленке» у богемной поэтессы Сдельниковой. В атмосфере постоянных возлияний, сменяемых мордобитием, рифмоплетством и игрой в шашки, впрочем, протянул недолго. Отправился дальше. Укротить Зверя было невозможно даже в близкой для него среде.
Пил Толя пугающе много. Андрей Амальрик в своих воспоминаниях описывает, как однажды утром Зверев выпил литр водки, в обед — шампанского, а вечер провел за пивом. Наверное, преувеличивает, впрочем, близко к правде. Удивительно, но при таких нечеловеческих объемах алкоголя личность Толи оставалась целой, неразрушенной.
