Его дружбы ищет великий князь Константин, ему прочат командование или гвардией, или одной из двух русских армий, но он добивается назначения на Кавказ. Все прочее для него мелко — на Востоке к услугам смелого и дерзкого целые царства, надо лишь суметь их взять… В 1816 году, сорокалетним, он становится проконсулом Кавказа — и начинается путь к катастрофе...
Алексей Петрович пытается вспомнить, как выглядела мать Клавдия и Севера Тотай, когда он увидел ее в первый раз, роется в памяти и мало что находит. Что сказать Клавдию? С Тотай он прожил семь лет, но с тех пор прошла четверть века, и все его женщины стали на одно лицо.
...Было ясное летнее утро, его конвой въехал в аул, а Тотай шла по улице, неся на плече кувшин воды.
Он остановил лошадь и велел толмачу спросить, как ее зовут и чья она дочь. А потом… Как он расскажет о том, что случилось потом? Он злится, старается сочинить красивую историю, которой смогут гордиться внуки, но ничего не выходит. Ермолов старается вспомнить голос, смех, легкую походку — все, что он когда-то любил, но образ Тотай уплывает в пустоту...
Слуга доложил, что гость пожаловал, и вот Ермолов спускается по лестнице навстречу врагу, завалившему русскими костями кавказские горы, совершившему то, чего не удалось ему самому, — прославившемуся на весь мир, создавшему собственное государство.
Ермолов идет навстречу перешагнувшему порог его дома Шамилю и на секунду останавливается — он вспомнил!
...Легкая походка, большие темные глаза — но испуганный взгляд.
Она выдавила: «Моего отца зовут Ака, и я помолвлена…» А он сказал тамошнему князю, что хочет взять ее за себя кебинным браком — временным браком «для удовольствия», который заключается за деньги. Тот поклонился, и отряд отправился дальше. А когда вернулся, оказалось, что девушка вышла замуж…
Ермолов и Шамиль идут навстречу друг другу и останавливаются, не зная, что сказать. Имам ненавидел генерала так, как только можно ненавидеть. Он взрослел, слушая рассказы об убитых джигитах и сожженных аулах, но сейчас он гость, перед ним глубокий старик — и ненависть давно остыла. Ермолов с врагом, с которым ни разу не воевал, идет в свой кабинет.
Север и Клавдий ждут в гостиной; старший брат спрашивает младшего, рассказал ли отец о матери, но тот разводит руками.
Алексей Петрович, большой поклонник древних доблестей, назвал сыновей в честь римских императоров — и знаменитые имена принесли им удачу. Сейчас оба гадают, о чем батюшка говорит с Шамилем: ему есть за что имама благодарить. Когда его джигиты заняли аул, где жила Сюйду, одна из кебинных жен отца, Шамиль велел ее не трогать и не причинять ей никакого беспокойства. А может, зайдет речь о покойном сыне имама, Джамалуддине, мальчишкой отданном русским в заложники, воспитанном в кадетском корпусе, обрученном с Елизаветой Олениной, дочкой генерала и члена Академии художеств? Он стал полиглотом, талантливым математиком и образцовым русским офицером, посаженным отцом на его свадьбе обещал быть сам царь, но Шамиль выменял сына на похищенных во время набега грузинских княжон.
Тот приехал на Кавказ, взяв с собой любимую готовальню и французские книги, надел черкеску и начал привыкать к новой жизни. Шамиль женил сына на дочке друга, но сердце Джамала навеки покорила Оленина. Он начал хиреть и умер — не то от тоски, не то от чахотки. Клавдий слышал об этом от старого «кавказца» — тот уверял, что Шамиль тяжело перенес потерю и когда он вспоминает о Джамалуддине, на его глазах появляются слезы…
Шамиль и Алексей Петрович проговорили несколько часов. Клавдий и Север ходили около кабинета на цыпочках, борясь с искушением приложить ухо к замочной скважине и гадая: а может, старики вспоминают, как их предали те, кому они доверяли?
Шамиля — его наибы, соратники, которым он сам вручил власть, отца — друзья, отвернувшиеся от него, едва придворный ветер подул в другую сторону?
Именно так думал Клавдий, Север же возразил: батюшка сам рассорился со всеми покровителями: обидел великого князя Константина, оскорбил всесильного временщика Аракчеева. У него всегда был бешеный характер, а в свои последние кавказские годы он словно сам рыл себе яму, готовил будущую опалу. Отказался от графского титула, не принял от императора большую денежную награду: гордыня Ермолова непомерно разрослась, ему казалось, что титул и деньги его унизят — ведь равного ему нет… Тут Север осекся: двери кабинета распахнулись, отец и Шамиль спустились по парадной лестнице — хозяин впереди, гость сзади. Перед уходом Шамиль произнес: — Ты злой человек, Ярмул.
