— Ворую профессионально.
Собственно, слухи о необыкновенной женщине столь экзотической профессии распространились после нашумевшего на всю страну телеинтервью со знаменитым лос-анджелесским адвокатом Блэр Берк, бравшейся защищать только богатых и знаменитых и по какой-то причине сделавшей исключение для Дорис Пэйн. В офисе Блэр Берк в свое время можно было встретить Мела Гибсона, Леонардо Ди Каприо, Кифера Сазерленда, Куин Латифу… Сегодня на суде мисс Берк тоже присутствовала, однако лишь в качестве свидетеля со стороны защиты.
— Дорис — человек экстраординарный, — заявила Блэр Берк, — исключительных душевных качеств. И ее реальная жизнь куда фантастичнее, чем те часто высосанные из пальца сюжеты, в которых играют мои знаменитые клиенты.
Судья Уильям Лебов, услышав комплимент душевным качествам обвиняемой, скривился в ехидной улыбке:
— С каких пор патологическое, неисправимое воровство стало относиться к выдающимся душевным качествам, мисс Берк?
— Ваша честь, вы учитываете, в каких условиях выросла обвиняемая?
В наступившей тишине вдруг раздались всхлипывания — подсудимая очень красноречиво дала понять залу, что условия действительно были ужасными...
…Дорис выросла в шахтерском городке Слаб-Форк в Западной Виргинии.
Ветхие, грубо сколоченные дома черных обитателей напоминали коробки, оконные проемы которых заделывали картоном.
До сих пор ей снится, как скрипит по ночам от ветра этот картон. В единственной комнате жили 8 человек: мать с отцом и дети, Дорис — младшая. Вода — в колодце за полкилометра, по полу бегали крысы, и дети с ними играли, стараясь поймать за длинные хвосты. Старшие братья развлекались тем, что привязывали плененных крыс к колченогой табуретке, и зверьки отчаянно трепыхались, пытаясь вырваться. Отец... Как же Дорис до сих пор ненавидит это чудовище, хотя он давно в могиле! Огромный негр с дюжими кулачищами и налитыми кровью глазами с утра отправлялся в забой. Перед работой он зычно орал на мать, чтобы та поторапливалась с двумя жалкими бутербродами — это было все, что жена могла ему дать с собой.
Сейчас никто не помнит, что творилось в 30—40-е годы в маленьких шахтерских городках, какие там царили нищета и бесправие. Наличных денег за свой труд шахтеры не получали, «заботу» об их быте полностью брала на себя угледобывающая компания. Она предоставляла рабочим жилье и обязывала отовариваться только в собственных магазинах — понятное дело, в счет будущей зарплаты. Эти магазины так и назывались «pluck-me» — «обмани меня». В субботний вечер отец обычно бывал зол как собака и пьян в стельку. Мать он бил смертным боем; каждую ночь дети, затаившись, слушали, как мама рыдала, а отец сыпал смачными ругательствами, главным из которых было слово «проститутка». В городке мать Дорис считалась первой красавицей, в нее были многие влюблены, потому что она была не черной, а происходила из индейцев чероки; всю последующую жизнь это служило предметом хвастливой гордости Дорис.
И кожа у ее матери была цвета кофе с молоком, вот как у нее; и фигура не негритянская вовсе, а изящная, хрупкая. Мать была почти настоящая леди, она заставляла Дорис учиться, разрешала ей бегать в кино: в городке имелся убогий кинотеатр, который дети прозвали «хромоногим», потому что здание сильно кренилось на одну сторону. Но в кино черных пускали только на последний ряд, и то если его не занимали белые, поэтому часто приходилось разворачиваться и искать другие развлечения.
Болезненную для Америки проблему сегрегации черных адвокат Блэр Берк упоминала всякий раз, когда ей доводилось защищать Пэйн. Закон об отмене сегрегации появился только в 1964 году, когда Дорис исполнилось 34. Сейчас уже трудно себе это представить, но в те годы она не могла переступить порог одного с белыми кафе, посещать общую школу...
