Оказалось, «любящий» дед в курсе его успехов, потому как именно он подложил Ники свинью: поговорил с друзьями-банкирами — и внук не получил кредита, остался без места в команде, да еще с огромными долгами. Тогда он заявился к деду и устроил такой скандал, что тряслась мебель; старик вышел из себя и хватил об пол серебряным письменным прибором.
После этого он больше не поддерживал с членами семьи никаких отношений, за исключением бабушки, — остальные, если захотят, могут узнать о нем из спортивной хроники. Это было похоже на избавление от заклятия. После разрыва с родными дела неожиданно пошли на лад: кредит он все-таки получил, а потом Ники Лауду отрекомендовали старому Энцо Феррари, и он попал в лучшую в мире команду.
«Марч» и «БРМ» ездили на керосинках, а «Феррари» — на коврах-самолетах, и он быстро научился выжимать из машин больше, чем они могли дать.
В 1975-м Ники в первый раз стал чемпионом мира и как следует подоил старого Феррари, попытавшегося сэкономить на новом контракте. Старик два с половиной часа бил кулаком по столу и орал, но в итоге Лауда получил все, что хотел. Под конец Феррари обозвал его «евреем». Ну да, он никогда не упустит своего, но разве это плохо? Владельцы команд рады выжать из гонщиков все до последней капли, на их будущее им плевать. Он же сам выжал из своей карьеры все, что можно, заработал кучу денег — и ушел в бизнес.
По экрану ползли титры, Ники Лауда кусал от злости губы. Изумительный день: с утра — депрессия, вечером — потоки грязи!
С экрана рассказали и о том, как он бросил Мариэллу, девушку, на которой собирался жениться, — ей перешла дорогу Марлене, подруга его старого приятеля, гонщика Курда Юргенса. Он оставил невесту, увел жену у друга и прожил с ней целую жизнь, до тех пор пока Марлене не уличила его в измене… Это слово больше всего взбесило Ники: измена? Что за чушь? Надо еще разобраться, кто кому изменял! Он выключил телевизор и отправился спать. В постели Лауда ворочался — вот уже несколько дней его беспокоила надоедливая тянущая боль в пояснице… Ночью стали мучить кошмары, в которых Ники снова разбивался на трассе в Нюрбурге. Но на сей раз не терял сознания и чувствовал, как полыхает его лицо…
А Биргит только что выставила пытавшегося остаться на ночь Клауса: она сидит около разобранной постели, курит и пытается понять, кто такой Ники Лауда и почему она подсела на него, как наркоманка на героин.
Он — законченный эгоист, но с ним спокойно.
Ники — сильный, и ты понимаешь: с ним как за каменной стеной. Лауда — человек чести: он избегает давать обещания, но всегда держит слово. Никого не обманывает… Лет двести назад, когда за неуместную шутку могли вызвать на дуэль, он был бы уместен, а сегодня Ники кажется пришельцем из другого мира. Наступило время таких парней, как ее ухажер и компаньон Клаус, — боящихся ответственности и готовых лечь в постель с первой встречной.
Ники хорош тем, что с ним она и сама чувствует себя сильной. К тому же он ее завораживает. В его объятиях она тает, низкий голос с хрипотцой звучит в ее ушах словно музыка. Изуродованное лицо кажется ей прекрасным.
Беда в том, что Ники ее не любит... Она жить без него не может, а ему все равно... И как ей, спрашивается, теперь быть? Биргит затягивается сигаретой, стряхивает пепел в пустую кофейную чашку. Она понимает, что завтра Ники Лауда ее бросит, и все же на что-то надеется.
Биргит пришла в «Капучино» на десять минут раньше, Ники опоздал на пять минут — извинился, протянул ей расческу, которую неделю назад она забыла у него на подушке. Девушке казалось, что это дурной сон, все шло так, как она себе и представляла: сперва вялый и томительный разговор ни о чем, потом — отвратительное объяснение.
Поначалу Ники хотел тихо уйти, а встречу назначил, испугавшись неприятной сцены на работе.
