Женщина на постели не отозвалась — она была мертва...
Мадам Аркур так и просидела истуканом в кресле, пока не заявилась полиция и огромный особняк Нины Дайер не наполнился громкими мужскими голосами и суетой шнырявших туда-сюда полицейских. Рядом с кроватью обнаружили наполовину пустую пачку транквилизатора, стакан, из которого покойница, предположительно, запивала таблетки, и револьвер...
Трясущуюся от ужаса Козетту Аркур допрашивали прямо в Нининой гостиной, дав понять, что предстоит еще долгая череда бесед по этому загадочному делу — то ли убийству, то ли самоубийству. Пока же полицию интересовало главное: известны ли Козетте Аркур, представившейся близкой знакомой мадемуазель Дайер, возможные мотивы ее убийства?
— Странный вопрос! — вспыхнула Козетта. — Весь Париж знает, какие могут быть причины убийства мадемуазель Дайер!
Полицейский смотрел на Козетту без выражения и терпеливо ждал ответа, занеся ручку над протоколом.
— Чтобы ограбить ее, разумеется! Какие же еще?
Собственно, этого и сама Нина больше всего опасалась — она не раз делилась с Козеттой Аркур своими тревогами. Да что там Козетта, весь парижский бомонд — и, кажется, не только парижский — в первую очередь, конечно, дамы завидовали ювелирным украшениям Нины Дайер, подаренным ей бывшими мужьями-миллиардерами — бароном Гансом Генрихом (Хайни) Тиссеном-Борнемиса-де Касон и принцем Садруддином Ага-ханом.
Нина Дайер не была француженкой и по-французски изъяснялась с сильным акцентом, ее родным языком был английский, но и тот больше напоминал птичий говор жителей колоний. В парижское фотоателье Козетты Аркур в самом начале 50-х годов Нину привел знаменитый модельер и глава собственного модного дома Пьер Бальмен, представив как свою самую перспективную манекенщицу. Девушка была очень высокой, худощавой, бесконечно самоуверенной и амбициозной. Видимо, Бальмен сумел объяснить ей, что невозможно быть знаменитостью в Париже и обойти стороной студию Аркур.
Основанная еще до войны Козеттой и братьями Лакруа, студия славилась своим неповторимым стилем — они специализировались на фотопортретах. Стоило этой никому еще тогда не известной манекенщице Бальмена усесться в знаменитое кресло, озаренное с двух сторон подсвечниками Жана Кокто, попавшими сюда из реквизита его фильма «Красавица и чудовище», как сразу стало ясно: девушку ждет большое будущее.
Нине было чуть за 20, но она уже чувствовала себя королевой; в миндалевидных зеленых глазах угадывалась властность, хоть она и старалась придать взору нежное, загадочное выражение, что, впрочем, получалось плохо — как если бы пантера вдруг решила притвориться безобидной домашней кошечкой. Пьер Бальмен, работавший тогда вместе с молодым Кристианом Диором, полагал, что безупречные формы тела Нины, ее врожденное чувство стиля и королевское достоинство, с каким умела держать себя девушка, скоро превратят ее в европейскую модель номер один. Вот только сама Нина вряд ли собиралась плавать так мелко; она мечтала стать знаменитой актрисой.
Приятно, конечно, что Пьер Бальмен столь высокого мнения о ней как о бессловесной вешалке, но она была убеждена, что способна на большее.
Нина Шейла Дайер выросла на Цейлоне, где ее отец-англичанин владел чайными плантациями. Мать Нины — Шейла была индианкой, собственно, в этом и заключался секрет экзотической внешности Дайер. С раннего детства Нина, приезжавшая в Лондон к бабушке на каникулы, мечтала блистать на театральных подмостках. Госпожа Дайер водила внучку на детские представления и неизменно обнаруживала непослушную Нину в конце спектакля на сцене — она кланялась вместе с артистами! Как уж девчонка умудрялась оказаться там — бог весть! Едва Нине исполнилось 18, как она безо всяких сожалений покинула родной городок Нувара-Элия, чтобы поступить на актерские курсы в Ливерпуле, но там почему-то безраздельно царил Шекспир, и студенты ставили и играли только его.
В Ливерпуле Нина надолго не задержалась: надерзила преподавателю и покинула школу, после того как ее «оскорбили» — вместо того чтобы удостоить ее роли Джульетты, ей предложили сыграть даже не Ромео, а … Тибальта! Видите ли, у нее темперамент совершенно не Джульетты, и даже не Ромео!
Что ж, ее талант не разглядели, ну ничего, она попытает счастья в Лондоне! Но в столице девушку не приняли ни в одну актерскую школу. Пришлось ехать в Париж: она слышала, что там театральные традиции и актерские школы не такие консервативные.
Пьер Бальмен заметил Нину, когда она ела мороженое, завороженно разглядывая витрину его модного дома.
