Впрочем, все сложности легко компенсировались моим интересным положением — я была счастлива и очень хотела малыша. Началась такая обычная жизнь дамы в интересном положении — витамины, свежий воздух, плановые обследования, которые показывали, что все идет хорошо. А на последних неделях беременности врач вдруг сказал, что у младенца очень редкая и тяжелая патология сердца, такая встречается одна на миллион, и умрет он сразу же после рождения.
Я не верила. С чего бы вдруг, если сначала ничто не указывало на проблемы? Я — здоровая молодая женщина, которая, если захочет, запросто троих родит! Нет, нет… это какое-то недоразумение… Этого не может быть! И доктор действительно ошиблась: наш с Димой сын не умер сразу после появления на свет — он прожил целых четыре дня. Я мало что помню из того периода — видно, сработала психологическая защита. Сплошная черная дыра в сознании. Я не видела ребенка мертвым, у меня нет свидетельства о его смерти… Очередная странная история. Иногда даже думаю, может, произошла какая-то ошибка и мой сын где-то живет… Но вопросами задаваться начала только спустя год.
Сразу после того, как врач объявила о смерти моего малыша, меня вообще мало что интересовало. Жить не то чтобы не хотелось, не было понимания — а собственно, зачем? Апатия... Дима отправил меня с мамой в Италию, сам он почему-то поехать не смог, наверное, работал. А ведь муж так нужен был рядом! Я верю в то, что человека можно спасти даже взглядом и что хуже безразличия бывает только необратимость… Я плохо помню тот отрезок жизни. Когда недавно ездила в Италию сама, было ощущение, что я в этой стране впервые… А тогда мы бесцельно бродили с мамой по старинным улочкам, она буквально таскала меня с одной целью — намотать такой километраж, чтобы организм к ночи вымотался и я смогла уснуть. Со сном у меня были большие проблемы. Впрочем, как и со всем остальным. Иногда ей даже удавалось заставить меня поесть...
Когда мы вернулись в Петербург, за помощью я пошла туда, куда кидаются в сложных жизненных ситуациях все актрисы, — играть. Хваталась за все предложения, которые поступали, снималась и выходила на сцену так часто, как никогда. И работа вытянула. «Театр, искусство — вот для чего я пришла на Землю», — решила я.
Жизнь с Димой тоже шла своим чередом. Мы часто ездили под Псков, где у мужа большое хозяйство с охотничьей базой, домиком. Дима с друзьями охотились, они все очень увлечены этим видом досуга. Я же в их компании, наверное, смотрелась немного инородным телом. Меня пытались научить стрелять, даже пробовала по тарелочкам на полигоне, но не понравилось. Из впечатлений осталось разве то, что ружье очень тяжелое, а от отдачи болит плечо. Убийства животных, даже диких, мне не по душе, я была вегетарианкой, до сих пор с удовольствием занимаюсь йогой… В общем, являла собой совсем далекого от философии охоты человека. Впрочем, склонности навязывать кому-то свои правила жизни никогда не имела. Дима существовал в комфортной для себя системе координат, а я — в своей. Никакой проблемы. Кроме того, что эти системы существовали параллельно и никогда не пересекались.
