Лодочник кинул веревку, она закрепила ее в кольце наверху. Держась за обледенелую веревку, не заметила, как сначала порвались перчатки, потом лопнула кожа на ладонях. Когда причалили, не помнила, как они пробирались сквозь льдины, проклиная себя, свою задержку в Москве, Анну Ивановну, с окровавленными руками Полин бежала к крепостным воротам. Всем совала денег — часовым, офицерам — и ее пропускали. Растолкали спящего коменданта, за сто рублей он согласился привести Анненкова. Полин смогла только обнять Ивана, но комендант уже тащил ее за рукав. Вывел через другие ворота, напротив которых летом стояли виселицы с пятью казненными декабристами. На миг показалось, что они еще здесь, и Полин бросило в дрожь от ужаса. Не успели за ней закрыться ворота, как из ночной крепости выехали несколько повозок с узниками, среди которых — закованный в кандалы бывший поручик Анненков. Их увозили в Сибирь. Утром солдат из крепости принес Полин его записку с одной строчкой: «Соединиться или умереть».
Анна Ивановна поселила Полин у себя и на 6 января 1827 года, чтобы развлечь ее, назначила костюмированный бал. Полин не понимала такого бессердечия. Она с трудом удерживала слезы и только в своей комнате, обнимая Сашеньку, давала им волю. Ей передавали, что барыня гневается: время идет, а она еще не выбрала костюм. Полин покорилась, на нее надели что-то очень пышное из оперы «Волшебная лампа», она даже немного танцевала, но Анна Ивановна снова осталась ею недовольна — она ожидала, что Полин будет танцевать и веселиться весь вечер. Барыня почему-то решила, что Иван недолго пробудет в Сибири, года через два вернется, и Полин пока лучше остаться с ней, а чтобы поскорее все поняла, у нее отобрали паспорт. Анненковская родня пугала, что если не успокоится, ее навсегда вышлют во Францию. Полин знала — это вполне возможно. Никто ей не поможет, она останется в старухином доме, та придумает для нее какую-нибудь особую причуду, а Иван, не дождавшись ее, умрет в разлуке. Когда-то давно французский император помог ее семье, неужели же русский император откажет?
Полин металась по Москве, искала подходы к государю, но тщетно. Ей порекомендовали поехать в Вязьму, на военные маневры, говорили, что там она сможет с ним переговорить. Анна Ивановна, как могла, не отпускала ее, напоследок заявила: «Вы собираетесь ехать туда, где 70 тысяч мужчин. Мой сын ревнив и, конечно, будет сомневаться в вас».
В белом платье — ее счастливая примета, заручившись поддержкой царского любимца князя Лобанова-Ростовского, посреди толпы военных ждала Полин выхода императора. Под барабанную дробь появился Николай Павлович. Поймав тяжелый царственный взгляд, не помня себя, Полин выступила вперед и протянула руку со своим прошением. «Что вам угодно?» — услышала она его вопрос. Он обращался к ней! «Государь, я не говорю по-русски, хочу получить милостивое разрешение следовать в ссылку за государственным преступником Анненковым». Вокруг повисла зловещая тишина — слишком хорошо знали приближенные, как не любит государь напоминаний о декабрьском восстании.
Он ответил: «Это не ваша родина, сударыня. Может быть, вы будете очень несчастны». Император ей не отказывал, он думал о ее судьбе! Взвесив каждое слово, она сказала: «Я знаю, государь, но я готова на все, и я — мать». Николай Павлович не мигая смотрел на Полин, время для нее остановилось, казалось, еще минута — и сознание покинет ее. Неожиданно он поднял руку в приветствии и прошел дальше. «Успокойтесь же, все хорошо, вас услышали», — шелестели вокруг нее голоса.
В Москве она запаслась терпением — такие дела быстро не делались. Ей неофициально написал брат государя, великий князь Михаил Павлович, о том, что коменданту в Нерчинске дано задание спросить Анненкова, желает ли он жениться на Полин Гебль. Если он согласится, то ее просьба будет удовлетворена. По ее возвращении из Вязьмы Анна Ивановна решила, что государь теперь рассердится на нее. Несколько месяцев она не разговаривала с Полин. Тяжело заболела Сашенька, Полин долго ее выхаживала и ждала, ждала. Только через полгода ее вызвали к московскому генерал-губернатору и объявили о милости государя. «Я поеду в Сибирь, мне разрешили», — она хлопала в ладоши и вопила на всю канцелярию. На дорогу Николай Павлович передал ей три тысячи рублей. Документы и деньги она с торжеством продемонстрировала Анне Ивановне. Ее родные злословили: как только француженка получит эти деньги, она тут же сбежит во Францию.
