В Москве Полин отыскала учителя фехтования француза Огюстена Гризье, у которого поручик Анненков еще так недавно брал уроки. Он одолжил ей немного денег. И еще ей был необходим паспорт, без него она не могла выехать из Москвы. Помогла незнакомая гувернантка-француженка, жившая в доме московского обер-полицмейстера, паспорт выдали без проволочек. Новорожденная дочь оставалась на попечении мадам Шарпантье на Неглинной канаве. Перед отъездом Полин написала матери во Францию, просила ее сходить к мадемуазель Ленорман, прославленной гадалке, предсказавшей судьбу Жозефине и Наполеону, и узнать, какая участь уготована ей.
В Петербурге, чтобы пробраться в крепость, Полин проявляла чудеса изворотливости и находчивости. То наряжалась горничной, то подкупала караульных или действовала через семью коменданта, делая подарки его жене и дочери. В итоге она добивалась чего хотела и часто видела Ивана, правда, очень коротко. Кто-то донес на назойливую француженку, но говорили, что сам государь приказал не трогать ее.
Все разведав, Полин загорелась идеей устроить Ивану побег из крепости. Ему пока не говорила, опасаясь отказа, она верила, что, когда все будет готово, он решится. Нашла какого-то немца, тот согласился продать для Ивана свой паспорт за 6 тысяч рублей, но таких денег у нее не было. Она знала, как тайно вывести Анненкова из крепости, потом они вместе сядут на торговое судно — еще несколько тысяч рублей — и уплывут за границу. Но все упиралось в проклятые деньги! Раздобыть их можно лишь в доме на Петровке. Иван написал ей три рекомендательных письма к родственницам, живущим у матери в Москве, только через них Полин могла попасть на прием к Анне Ивановне.
Одно из писем сработало — таинственная старуха сама прислала за ней свою карету. Езда с Неглинной канавы до роскошного дома на углу Петровки и Кузнецкого заняла минуты три. Еще несколько часов Полин дожидалась выхода мадам Анненковой в приемной. От скуки и чтобы не уснуть смотрела в окно на недавно выстроенный на парапете реки огромный дом на другом углу Петровки. Его правое крыло по Кузнецкому мосту занимало целый квартал — от Петровки до Неглинной. Она видела слабо освещенные крылечки закрытых магазинов, большую террасу, предохранявшую здание от разливов реки, и множество темнеющих вывесок. Ах эти странные русские! После пребывания в Москве в 1812 году ее императора все вывески на иностранных языках были заменены на русские.
На исходе пятого часа Полин наконец пригласили к Анне Ивановне. Девушки, полукругом окружавшие возвышение с кушеткой посередине, раздвинули шторы балдахина, и оказалось, что барыня возлежит на кушетке, устланной меховым покрывалом. Седьмая девушка укладывает ее волосы в ночную прическу. Каждая из шести по очереди снимала с себя часть ночного туалета и надевала на хозяйку. «Живое тепло», — вспомнилось Полин. За ее спиной слышалась какая-то возня — это вносили диваны, на которые усаживались женщины разных возрастов, Полин слышала их неторопливые разговоры. Женщин было много, человек пятьдесят, и все вполголоса разговаривали. «Так они будут разговаривать всю ночь», — догадалась Полин. Семь юных девушек, закончив ночное переодевание, вышли из светового круга. Анна Ивановна махнула рукой в ее сторону, и Полин присела в глубоком реверансе. Внутри у нее все кипело: «Единственный сын осужден на 20 лет каторги и вечное поселение в Сибири, сидит в крепости, а ей все равно. Сколько денег на ветер! К чему эти ночные представления? Зачем она кормит столько ненужных людей, когда Иван лишен самого необходимого?!»
С большим достоинством Полин представилась и протянула его письма. «Но, мадам, Иван в Сибирь не поедет! — твердо произнесла она. — Нужно только ваше согласие и помощь. У меня все готово к побегу!» «Вы ничего не понимаете, сударыня, — надменно произнесла старуха в белоснежном ночном наряде. — Мой сын — беглец? Я никогда не соглашусь на это, он честно покорится своей судьбе». Впрочем, она выразила желание ежедневно видеться с Полин, и та была вынуждена целую неделю являться к Анне Ивановне на ее вечера. На восьмой день терпение закончилось, она объявила, что уезжает в Петербург к ее сыну. Анна Ивановна сама предложила забрать восьмимесячную Сашеньку в свой дом, чем очень порадовала Полин. Да еще дала 4 тысячи рублей на дорогу.
В Петербурге ее ожидало страшное известие — Иван совершенно пал духом и пытался повеситься на полотенце, но полотенце оборвалось, и его нашли бесчувственным на полу. Его слуга сказал ей, что барин думал, будто она больше никогда не вернется. Была ночь, но Полин приказала везти ее в крепость. Мосты уже развели, по черной зимней Неве потоком шел лед. Лестница, идущая к воде, превратилась в ледяную горку. Внизу знакомый лодочник привязывал свой ялик. Она отчаянно замахала ему, указывая на другой берег. Тот отвечал снизу, что это совершенно невозможно. Полин предложила 25 рублей. Но как спуститься к воде?
