В тот день, 27 августа, на который была назначена дуэль с Домингином, он вышел из капеллы около половины третьего пополудни и настолько погрузился в свои мысли, что даже не заметил, что простоял на коленях около двух часов; казалось, будто он заснул или нырнул в какое-то странное полузабытье. Когда Маноло вышел наконец на улицу, слепящий солнечный свет полоснул по глазам. Оставалось еще два часа, скоро уже надо одеваться, Манолете всегда ненавидел этот процесс облачения в «костюм света» — так называется традиционный наряд матадора.
…Антонита не приехала!
Он сразу понял это, войдя в гостиницу. Может быть, ей все-таки удастся успеть к началу? Ведь она здесь неподалеку, в андалузской провинции, поехала повидаться со своим братом Эмилио, до Линареса оттуда можно добраться за пару часов. А вдруг она отправилась вовсе не к Эмилио, и все то, что о ней болтают, правда? Маноло гнал эти мысли, но они упорно лезли в голову. Он просто очень ревнив и знает это, ревнует ее к каждому фонарному столбу. Стоит Антонии поговорить с другим мужчиной больше минуты, как ему уже мерещится бог знает что. Однажды Маноло в бешенстве схватил за грудки партнера Пасторы Империо, танцовщика Висенте Эскудеро, требуя, чтобы тот признался, что спит с Антонитой. Тогда Маноло едва привели в чувство, ему казалось, что он способен убить Эскудеро.
«Все будет хорошо, — твердил сам себе Манолете с отчаянием, поднимаясь в свой номер и избегая смотреть на себя в большое зеркало между этажами. «Все будет хорошо», — повторял он, наливая себе в номере ледяное шампанское. Привычка, к которой перед боем приучила его Антонита. Если выпить один бокал часа за полтора до выхода, то шампанское веселит, снимает отвратительный, неотвязный страх. Как же он от него устал! Манолете откинулся на диван и закурил сигарету. Решено. Они с Антонитой осенью поженятся, и он покинет корриду; он правда больше не может; у него начало падать зрение, так же как у отца, но пока об этом знает только Камара. Если, не дай бог, пронюхают газетчики, его тут же затравят. Недаром тот самый двоюродный дед, легендарный матадор Пепете, любил повторять, что толпа куда более кровожадный зверь, чем любой самый свирепый бык.
Толпа ненасытна и продажна; ей всегда мало того, что матадор показывает, она требует все более и более опасного и смертельного зрелища. Манолете уже чувствует, что его приемы начинают ей приедаться, хочется чего-то посвежее и поострее. Впрочем, правда и то, что едва ли Маноло дозрел бы до этих мыслей, если бы Антонита не показала ему, что такое нормальная человеческая жизнь. Он теперь чувствует себя ребенком, раз попробовавшим шоколадные конфеты, — его тянет к ним снова и снова.
Два сезона подряд, в 1945 и 1946 годах, они вместе с Антонитой провели в Латинской Америке. Она постоянно была рядом, и потому состязание с очень сильным мексиканским матадором Азурой прошло для него легко. Да, он попробовал там впервые кокаин, но быстро понял, что если регулярно употреблять его перед боем, наступает быстрое истощение.
Слава богу, не успел подсесть на него по-настоящему, и Антонита — молодец — поддержала его в этом. Кстати, в такой день, как сегодня, когда у него так бешено расшатались нервы, кокаин не помешал бы, но где его возьмешь за час до выхода? У гостиницы его уже дожидается нетерпеливая толпа, на первом этаже толчется сотня журналистов, под дверями наверняка подслушивает Камара… Черт бы побрал такую жизнь!
Маноло был по-настоящему счастлив этой весной, когда они с Антонитой на целые две недели вырвались погостить к ее родным в Гвадалахару. Просто удивительно, насколько обычные люди не понимают своего счастья: он делал то, что они могут делать каждый день, — гонял с парнями в футбол, братья и сестры Антониты научили его играть в карты и домино, и с какой же радостью он предавался этим простым развлечениям, сидя в саду у сестры Антониты — Бениты, попивая ледяную сангрию!
