В этом было что-то от пацанки, другая девушка такой визг подняла бы!
В консерватории прятались по углам. Однажды закрылись в аудитории, начали целоваться… И вдруг грохот в дверь: «Открывайте, я вас видел». Заглядывает однокурсник и с прищуром меряет нас взглядом: «Целовались… Возможно, и не только… Думаете, не чувствуется?» Мы отшучиваемся: «Ну конечно! Ты все нам испортил, уходи!»
Между тем у моей девушки набирала обороты карьера: Ингеборга стала часто уезжать на съемки в Россию. Я долго без нее не выдерживал… Помню, на выходные летал к ней в Москву, а утром в понедельник с самолета бежал на занятия. И не мог рассказать друзьям, что несколько часов назад с Ингой по Красной площади гулял.
Видимо, наш мастер курса тоже скучал без Ингеборги, поэтому отпускать ее каждый раз не хотел.
Шли в ход уговоры, а иногда она сбегала, хлопнув дверью, — такую попробуй удержи!
Однажды мы с Ингой были у нее дома (ее семья занимала целый старинный особняк в центре Вильнюса). Вдруг стук в дверь. Она выглядывает в окно — там мастер курса: «Ингеборга, я хотел бы обсудить с тобой сценарий!» Дальше как в водевиле: мы одновременно открываем две двери — он проникает через входную, я выскальзываю на задний двор. Стою на улице под дождем… Вскоре Ингеборга смекает, как улизнуть, — вызывает такси: «Извините, мне надо срочно ехать к тетке». Мастер сажает студентку в машину, та объезжает вокруг дома и останавливается с другой стороны — перед «моим» входом. В глазах Ингеборги скачут веселые огоньки: «Какого черта он приперся?» — а сама явно довольна своей проделкой.
Мы придумали тайный язык жестов, чтобы незаметно переговариваться при посторонних.
Если один болтает лишнее — второй теребит мочку уха. Сомневаешься в словах собеседника — почеши нос. Надо сменить тему разговора — поправляешь волосы…
Ингеборге нравилось прятаться. Она умерла бы от скуки, если бы мы стали одной из слащавых парочек, гуляющих в обнимку. Казалось, что вся эта игра увлекает ее даже больше, чем близкий человек. Будто мы с ней стали героями какой-то странной пьесы. Меня не оставляло чувство, что стоит опустить занавес — и наши отношения могут рассыпаться. Постепенно так и происходило: когда мы начали вместе работать в театре, наш роман стало сложнее скрывать… Говорят, что мужчина-актер — меньше, чем мужчина, а женщина-актриса — больше, чем женщина.
Нужно было обладать слухом композитора, чтобы уловить диапазон интонаций Инги: от нежных и мягких — к стальным ноткам.
Минуту назад она радовалась браслету из слоновой кости, который я привез из Питера, с удовольствием примеряла его на тонкое запястье. Но стоило упомянуть девушку-продавщицу, которая посоветовала его купить, как Ингеборга начинала разыгрывать сцену ревности: «Она была симпатичная?» — при этом улыбка не сходила с ее лица, а взгляд становился острым. Я так и не понял: по-настоящему она меня ревновала или ради тонуса в отношениях?
Если честно, по молодости я и сам был не подарок: не признавал, что у любимой девушки могут быть свои личные дела.
Например, позвал Ингеборгу на свидание, а она: «Не могу, обедаю с семьей». Я обиделся: «Как так, не пошла со мной? Отказала!» Причем в их доме такие обеды — традиция: когда мы поженились, два раза в неделю ходили в гости к бабушке и тете (они были самыми близкими людьми Инги в Вильнюсе, ведь ее родители тогда жили в Женеве). Правда, когда мы ссорились, я чувствовал себя плохо и первым спешил попросить прощения.
Если Инге что-то не нравилось, она не собиралась терпеть. Всегда говорила об этом в лоб и от мужчины ждала такой же смелости. Увидела, как рабочие сцены что-то сделали неправильно, — и тут же им кричит: «Эй вы, идиоты, чего творите?» — привлекла внимание трех амбалов, а потом толкает меня в бок: «Иди, объясни им!» Я был почти на всех ее репетициях в театре, давал советы, а Инга благосклонно прислушивалась.
Ей часто доставались неуклюжие странные роли, в которых Дапкунайте была очень органична. Например, играя Заречную, вышла на сцену с огромным букетом сухих цветов и держала их на плече. Когда поворачивалась — остальные актеры приседали, чтобы не получить этим веником по лицу.
С юмором относилась к мелким проколам. Во время репетиции «Антигоны» Жана Ануя все актеры сидели на табуретках с закрытыми глазами — каждый наговаривал свой текст. Ингеборга должна была эмоционально произнести: «Почему нельзя бежать с ветром, пока не упадешь? Почему нельзя скушать все, что хочется?» По-литовски «виска» — это «все», а «вишта» — «курица». Инга оговорилась всего на пару букв, и получилось: «Почему нельзя скушать курицу?»
