Как Таня сумела противостоять ее негативному ко мне отношению, не знаю… В итоге Зинаида Ильинична скрепя сердце смирилась. Ее утешала мысль: мол, это так, залетный муж, все равно ненадолго… Порой даже при мне потом проскальзывало: это Танина блажь, там и любви-то никакой нет.
Но это была неправда…
Вначале так переполняло чувство гордости, что на меня обратила внимание такая женщина. А потом, узнав Таню поближе, я полюбил ее всем сердцем!
Мы расписались, когда Таня уже забеременела. Загс под названием «Аист» был тогда очень модным в Москве. Все прошло тихо, в семейном кругу. Мои и Танины родители, ее младший брат Леша с женой. Потом это событие отпраздновали в квартире у моей тетки на Большой Ордынке.
Таня к этому времени уже снялась в «Анне Карениной».
Мы жили вместе, когда ее пригласили на съемки этой картины. Режиссер Зархи посадил ее на диету. Таня должна была сбросить 10 килограммов. Она даже какие-то специальные таблетки пила для похудения. От вечного недоедания стала еще раздражительнее. Съемки «Анны Карениной» проходили в очень нервной обстановке. Помню, уже полкартины сняли, и вдруг Таня отказывается сниматься. «Не поеду — и все!» — «Почему?» — «Не хочу! Режиссер не нравится, все не нравится». Мне звонили из группы, умоляли посодействовать. Каждый раз приходилось ее долго упрашивать....
После «Анны Карениной» у Тани была совершенно бешеная популярность. Ее слава затмила даже славу ее отца — знаменитого актера Евгения Самойлова.
С Таней нельзя было нигде появиться. К ней тут же выстраивалась очередь за автографами. Только в Доме кино, среди своих, мы чувствовали себя комфортно. Дома беспрерывно звонил телефон, желающих услышать голос Самойловой и «подышать в трубку» было много…
Таня давно мечтала о ребенке, но врачи нас уверяли, что она не сможет родить. А она взяла и забеременела. В 35 лет стала наконец матерью. Когда это произошло, мы переехали жить к ее родителям. Так было решено на семейном совете.
Мы все с нетерпением ждали рождения ребенка, лелеяли надежду, что материнство пойдет Тане на пользу. Врачи надеялись, что роды помогут уравновесить ее состояние, что организм перестроится. Но увы… и во время беременности, и после родов истерики не прекратились…
Начиналось все внезапно.
Таня заводилась по любой мелочи. Например, сидим и мирно пьем чай. Вдруг кто-то пошутил, как ей показалось, обидно. И тут же крики, ругань, ненависть… На всех сыпались оскорбления. «Все негодяи!» — кричала она. На нас обрушивался такой поток грязи, что просто оторопь брала! Это была не Таня. В нее словно дьявол вселялся. Я пытался обнять ее, успокоить, но это вызывало только еще более сильный приступ гнева. Она начинала бить посуду, рыдать. Сама справиться с истерикой не могла. Зинаида Ильинична звонила ее лечащему врачу, та немедленно приезжала и делала Тане успокаивающий укол. Когда потом я рассказывал ей обо всем, что она творила, Таня ничего не помнила.
«Этого не было! Не может быть, чтобы я так говорила!» — твердила она упрямо.
Ее родители никогда это со мной не обсуждали. Это была их боль… их трагедия…
Жили мы все — Самойлов-старший с Зинаидой Ильиничной, Леша с женой Таней Тарасовой — на улице Георгиу-Деж. В квартире Самойловых была старинная добротная мебель, это был настоящий хлебосольный старомосковский дом. Правда, кухня небольшая, как мы там все умещались? Но тем не менее часто собирались всей семьей за прекрасно накрытым столом. На общее хозяйство денег у нас с Таней не спрашивали по той причине, что их попросту не было.
Интересная семья, совершенно все разные, талантливые, непростые… Главой семьи Самойловых была Зинаида Ильинична.
