Тут он осекся и добавил:
— …Но это можно поправить. Вот только найти бы имя… Ага, вот оно! Габриак, французский морской черт. Ты станешь Черубиной де Габриак…
Когда Волошин вернулся в столицу, Сергей Маковский получил конверт со стихами — дорогая бумага была переложена полынью. О том, что под именем Черубины де Габриак пряталась Елизавета Дмитриева, не знал никто, кроме них двоих и Алексея Толстого, во время их разговора читавшего книгу в соседней комнате. Волошин заметил его слишком поздно, но граф пообещал молчать и слово сдержал. Лиля выдала себя сама: успех ее второго «я» доконал хрупкие нервы поэтессы- невидимки.
Вымысел вытеснял реальность, и она не находила себе места от беспокойства — а ну как ее разоблачат?
И в результате сделала то, чего боялась больше всего: открыла тайну поэту, вместе с которым занималась оккультизмом. Тот рассказал секрет Михаилу Кузмину, и скоро об этом стало известно всем. Маковский сделал хорошую мину и предложил Лиле сотрудничество, но та ответила, что, похоронив Черубину, похоронила и себя...
Гумилев почувствовал себя оскорбленным успехом отвергнувшей его женщины. Волошину передали, что он публично сказал:
— Я хорошо знаю госпожу Дмитриеву. Как женщина она гораздо интереснее, чем как поэтесса. По крайней мере в некоторые моменты…
При встрече Волошин влепил ему пощечину.
Гумилев побледнел и прошипел:
— Ты мне за это ответишь!
Стреляться договорились с пятнадцати шагов.
Дело было в конце ноября, отмерявший расстояние между дуэлянтами Алексей Толстой проваливался в снег. Мириться Гумилев отказался — он жаждал крови. Лилин обидчик отлично стрелял, но почему-то промахнулся. Секундант Гумилева Кузмин от страха прятал лицо за доверенным ему хирургическим ящиком и не видел, как Волошин поднимает древний, едва ли не пушкинской поры дуэльный пистолет. Тот дал осечку, и дуэль окончилась ничем, пострадал только Кузмин, упавший на свой ящик и больно ударившийся.
С тех пор прошла целая жизнь.
Гумилев воевал, стал георгиевским кавалером, а после его расстреляли большевики. Лиля Дмитриева бросила писать стихи и вышла замуж за своего гидроинженера Васильева. Умерла бывшая Черубина в 1928 году в ссылке....
Волошин подошел к открытому окну. Иссиня-темное небо, яркие точки звезд, запах полыни и морской соли… Как и тридцать семь лет назад! Тогда он, шестнадцатилетний, приехал в Крым с матерью и врачом Павлом фон Тешем. Сперва жили по-цыгански, в двух хатках, в окружении купленных фон Тешем домашних животных. Коровы подходили к столу, толкались рогами и отнимали хлеб, куры выклевывали куски из рук, а поросенок подружился с собакой, перенял ее повадки и кидался на прохожих.
Мать с фон Тешем построили дом, затем — другой, и сейчас он в нем живет.
Тут, в Феодосии, он окончил гимназию, отсюда уехал в Московский университет, в котором так и не доучился. Крым, Коктебель, древняя Киммерия… Это его рай и убежище — сюда он возвращался зализывать раны, здесь доживет свой век.
Казалось, что старый дом дышит. Потрескивали полы, что-то шуршало за плинтусом — мышь? А может, затаившийся домовой, добрый дух этого места? Перед Первой мировой дом едва не сгорел: под железной печкой треснула кирпичная подушка, и пламя добралось до пола. В 1927-м его чуть было не развалило землетрясение: дом покосился, но все же устоял. Так продолжится и впредь, когда хозяина не станет.
