— И каждая — со своими тараканами. В Брижитт Бардо он влюбился, когда той исполнилось всего пятнадцать. Это была еще несмышленая, открытая миру, непосредственная и милая девчушка. Но постепенно под влиянием славы и денег она превратилась в капризную, вздорную дамочку. Он в ней разочаровался — не такую же полюбил. Вадим говорил, что, влюбляясь, он всякий раз искренне верил, что это навсегда. Потом, когда отношения портились, он приходил к выводу: у него опять случилось временное помутнение рассудка из-за очередной куклы, красивой снаружи и пустой внутри. Так было у Роже с красавицей актрисой Аннет Стройберг, родившей ему дочь Натали. Пожалуй, исключением из правил оказался роман с Катрин Денев. Дурочкой-то она не была, но у Катрин обнаружились не менее неприятные недостатки. Она — холодная женщина. Фригидная во всех отношениях.
Всегда спокойная, сдержанная, без страстей и эмоций — просто Снежная Королева какая-то. С Джейн Фондой Вадим был счастлив, но лишь первое время. Потом у Джейн начались политические завихрения, ее охватила чрезмерная гражданская активность. Не этого мужчина ждет от любимой женщины. Своим поведением она отталкивала Вадима. Его раздражало, как она себя вела, как ходила на демонстрации, выкрикивала лозунги. Он не понимал ее. Тем более что Джейн было все равно, по какой причине бунтовать — она металась от одного лозунга к другому каждые три недели. Ее последующие неудачные браки это подтверждают: Джейн была замужем и за политиком, и за мультимиллиардером, меняя свои политические взгляды в зависимости от штампа в паспорте. Ничего не получилось у Вадима и с немкой Катрин Шнайдер, она была у него до встречи со мной.
Шнайдер родила ему сына Ваню.
Я оказалась в списке жен Роже самой, что ли, нетипичной красавицей. Собственно, на мне его поиск любви остановился.
— Как думаете, в чем секрет вашего союза?
— В том, что у каждого из нас был ключ от сердца другого. Нас обоих потрепала жизнь, мы научились ценить любовь. Наши чувства были зрелыми и от этого еще более сильными.
Вадим завел в нашей семье такое правило — никогда не ложиться спать, не помирившись. Когда у меня родилась первая внучка, мы много времени проводили с малышкой, ведь дети были заняты на работе, и нам с Вадимом казалось, будто ребенок родился у нас.
Словно судьба подарила нам шанс испытать и эту радость. Пока я снималась или играла в вечерних спектаклях, девочка оставалась на попечении Вадима. Он великолепно справлялся. Старательно менял ей памперсы, рассказывал сказки, баюкал, пел на ночь песенки. И вот что интересно. У Вадима было четверо детей от разных жен — два сына и две дочки. Так получилось, что сыновей поднимали матери, а вот дочек нянчил он. Вадим мне как-то сказал: «Аннет Стройберг вечно пропадала на съемках, Джейн Фонда готовила очередную революцию, а я занимался с крошками. Готовил, стирал, пеленал, умывал... Не поверишь, дочки часто называют меня мамой».
За двенадцать лет, что мы прожили вместе, не было года, чтобы дочери не позвонили Вадиму в День матери с поздравлениями. Роже не побоялся рассказать об этом в интервью «Marie Claire»: «Я горжусь, что сумел стать для дочек настоящей матерью».
Признание такого рода лишний раз подчеркивает, что у него не было комплексов в этом плане.
Уходя в театр, я была спокойна, что наша внучка-дочка будет сытно накормлена, помыта и уложена спать в положенное время. Звоня домой в антрактах и справляясь, все ли хорошо, слышала такое: «У нас полный порядок, но тут небольшая проблемка. Мы описались, а я нигде не могу отыскать чистую пижамку». Или что-то в таком же духе.
— А какой был ваш самый счастливый день рядом с ним?
— Все дни, без исключения.
— А самый тяжелый?
— День его смерти. Для меня. Но вряд ли для него. Ему надоело страдать, он устал от боли, для него смерть была облегчением.
— От чего умер Вадим?
— От рака легких. Он много курил. Когда врачи сообщили диагноз, то сразу поспешили заверить, что постараются вылечить. За два с половиной года он прошел через все круги онкологического ада — облучение, операция, тяжелейшая химиотерапия... Все это оказалось абсолютно бессмысленным. Сейчас задним числом я понимаю, что лучше было бы позволить ему просто дожить сколько осталось и тихо умереть. Врачи должны были честно признаться, что болезнь уже в неизлечимой стадии. Но онкологи всегда говорят больным, что шанс есть, пусть даже один из тысячи. И кто в такой ситуации не захочет попробовать?
