Поэтому праздничный стол нам помогали собирать всем миром.
В день торжества друзья принесли в «Щуку» наготовленные салаты, купили вина, и начался пир горой! Нас встречали с фейерверками, хлопушками. Гуляло человек двести — и студенты, и преподаватели. Пели песни, танцевали до упаду — не расходились до самого утра. На нашей свадьбе гулял и Владимир Этуш. Если бы не этот факт, кто знает, миновало бы Нонну исключение из училища за злостное нарушение дисциплины...
А дело было так. Мы с Нонной готовились к новогодним елкам во Дворце пионеров и школьников на Ленинских горах — для молодых актеров это самое хлебное время. Однажды так увлеклись на записи фонограммы в «Щуке», что не заметили, что уже давно за полночь.
Возвращаться домой далеко, транспорт не ходит, денег на такси нет. Вот и решили прикорнуть где-нибудь в училище.
Бродили с Нонной в поисках места для ночлега, пока наконец не пришли на сцену. Смотрим — а там стоит огромная королевская кровать с балдахином, выгородка для завтрашней репетиции. Ну, мы с Нонной не долго думая туда улеглись. Решили: утром пораньше проснемся и уйдем. Никто ничего не заметит.
Но пораньше проснуться не получилось. Когда я открыл глаза, увидел, что — о ужас! — надо мной нависает лицо какого-то мужчины с пылающим негодованием темным взором. Я спросонья не сразу узнал профессора Этуша. Оказалось, мы с Нонной спали так крепко, что не услышали, как в зал пришли студенты.
Каково же было удивление Этуша, когда он, поднявшись на сцену, обнаружил в королевском алькове мирно спящую парочку!..
Не миновать бы Нонне гнева ректора, если бы он не признал в нас тех самых молодоженов, на свадьбе которых недавно гулял. Так что Нонна отделалась выговором и обещанием, что впредь мы все-таки будем ночевать в общежитии. Кстати, вскоре Этуш радостно приветствовал Нонну, которая была принята в труппу Театра им. Евгения Вахтангова.
В общежитии мы оставались недолго. Нонна забеременела, пришлось вернуться к моей маме в Кузьминки.
Мы очень хотели ребенка, хотя в нашей жизни царил полный кавардак — не было ни жилья, ни денег. Помню, каждое утро ели яичницу, приправленную майонезом, — коронное блюдо моей молодой жены — и хлеб с маслом.
Причем масло Нонна намазывала тонко-тонко, чтобы растянуть пачку как можно дольше.
Мы не отказывались ни от какой работы. Играли даже самые маленькие роли, если за них платили гонорар.
Возвращались домой уже ночью. Помню, валит снег с дождем, мы выходим из троллейбуса и устало плетемся, шлепая по лужам. Сил нет вообще, ужасно хочется есть и спать, при этом мы знаем: на отдых осталось три-четыре часа, а потом все сначала...
— Нонна в конце концов нашла общий язык с вашей мамой?
— Воинственность мамы со временем угасла. Она уже серьезно болела, и сил на сражения с Нонной у нее с каждым днем становилось все меньше.
Беременность Нонны совпала с периодом, когда маме стало совсем плохо.
У меня сердце разрывалось на части: с одной стороны, я искренне стремился поддержать Нонну, которая ждала ребенка, с другой — каждую секунду думал о маме и о том, как облегчить ее страдания. Нонна держалась стоически. Как ей это удавалось, одному богу известно. Она не жаловалась, не требовала внимания, делала все возможное, чтобы мне помочь. Фактически все девять месяцев беременности она была еще и медсестрой для моей мамы, которая уже не могла ни встать, ни поесть без посторонней помощи. И Нонна поднимала ее, кормила с ложечки. Если бы не она, не знаю, как бы я тогда выжил.
Я не помнил, когда начинался и заканчивался день.
