«Муж всегда встречает меня с гастролей — и всегда с большой красивой розой. Коллеги, партнеры уже к этому привыкли, говорят: «Вон там тебя твой Слава ждет». Даже если я на день уезжаю, все равно встречает — и все равно с розой...»
— Ольга, вы рекордсменка российского кино по количеству игровых фильмов (36 картин) и ролей в телесериалах (138 ролей) за первые 15 лет XXI века. И не сбавляете темпов! Скоро в онлайн-кинотеатре START выходит новый комедийный сериал «Три плюс три», в котором вы сыграли главную роль...
— Проект очень интересный, начиная со сценария и заканчивая локациями. Например, одну из квартир снимали в районе Курчатовского института — тихом, зеленом, очень симпатичном месте. Живу в Москве много лет, а никогда там не была.
Другой раз приехали в Подмосковье, на место, где назавтра должны были снимать сцены на чердаке. А там — чистое поле. И на нем за один день вырастает огромный сарай! Спрашиваю: «Что это?» Мне отвечают: «Чердак». Открываю дверь и действительно вижу настоящий деревенский чердак! Захламленный, запыленный, со старой штукатуркой, кирпичной колонной — вытяжной трубой — посередине. Везде лежат книги, банки, коробки, причем подписанные — типа «игрушки Проши». В общем, все как у людей. Я даже на секунду подумала: «Это осталось от прежних хозяев?» И тут вспоминаю, что все построено за сутки. Я была в шоке, как быстро и достоверно художники и бутафоры все создали и состарили.
А еще на «чердаке» в полу был люк. Через него моя героиня должна была спускаться на первый этаж, который снимали совсем в другом месте. Но сарай-то стоял на земле — просто вырыли яму в полметра глубиной. Каждый раз, отправляясь «на первый этаж», я спускалась в нее, шаг за шагом подгибая ноги и сгибаясь в три погибели. А какие шикарные помойки создали художники — не отличишь от настоящих! Им привозили большие контейнеры на колесиках, и они наполняли их «высокохудожественным» мусором...
В такие моменты всегда думаю: «Все-таки какая замечательная у меня профессия, как это все интересно». У меня есть подруга — сценарист и режиссер. Она признается: «Когда в кинотеатре смотрю свой фильм, у меня возникает ощущение, что я сродни создателю. Потому что придумываю, рождаю мир, который оживает на экране. Это невероятное ощущение». Мы, актеры, тоже участвуем в создании этих новых миров. И это дает огромное вдохновение, внутреннее наполнение.
— Кого вы играете в этом сериале?
— Моя героиня — волевая, строгая женщина. Она привыкла тянуть на себе семью, за словом в карман не лезет: может приложить так, что мало не покажется. В личной жизни одинока, но внутри готова не быть одна... Живет в небольшом провинциальном городе и работает водителем такси. В одной сцене она выкидывает пассажира из машины, потому что он ест шаурму и мусорит в салоне.
— Вы водите машину?
— Мне кажется, продюсерам было важно, чтобы актриса очень хорошо водила машину. А я за рулем с юности. Первой моей машиной был старенький «ушастый» желтый «запорожец», который весь Приморский краевой академический театр имени Максима Горького — в этой замечательной труппе я отработала восемь лет — называл Лимоном. Его приобрели родители, чтобы мы с мужем научились водить. Дело в том, что вскоре театру предстояли гастроли в Японии и многие актеры и сотрудники планировали купить там машины. Я тоже приобрела авто, которое приплыло во Владик со мной на одном теплоходе.
Моя «тойота» была подержанной, но как шикарно она выглядела! Японцы ее начистили, вылизали, а еще накидали в салон и в багажник всяческих запчастей, дополнительные колеса. Так как машины привез почти весь театр, нам даже устроили организованное обучение в автошколе ДОСААФ. Мне освоить вождение помогал муж: Слава подростком занимался картингом, поэтому уже тогда водил как заправский ас.
С тех пор я за рулем. Водила разные модели — и левый руль, и правый, и автоматику, и механику. В «Три плюс три» у моей героини старая машина с механикой. Перед съемками переживала: я же давно езжу на автомате. Села в салон, и как будто не было такого долгого перерыва. Это как на велосипеде: если научишься, никогда не разучишься, навык остается на всю жизнь,
— А как сейчас снимают сцены в автомобиле? Раньше ведь актеры часто реально вели машины, даже на столичных улицах с напряженным движением. А сейчас, чтобы не рисковать, обычно машину с актером везут на специальной платформе.
— У нас такой надобности не было, тем более что провинциальный город изображали самые тихие московские улочки. Камера стояла, а я в машине проезжала мимо. Потом камеру переставляли на новую точку, и я снова садилась за руль.
Кстати, очень не люблю сниматься в машине. Ведь оператор, подложив под камеру и под локоточки специальные подушки, набитые пенопластом — чтобы не дергались, сидит не просто близко, а очень близко к тебе. Поэтому на экране виден каждый нюанс, что некомфортно для актрисы. Но в этом проекте оператор все понимал и старался, чтобы в таких сценах лицо все-таки выглядело нормально.
— Сериал «Три плюс три» это комедия. Наверное, трюков у вас в ней не было?
— Были, и как раз автомобильные: мне надо было сбивать Влада Ветрова! Когда он бросался мне на капот, а потом скатывался на дорогу и я его переезжала, было очень страшно. Понимала, что все рассчитано, что Влад падает не на асфальт, а на специальный матрас, но все равно очень нервничала. Ветров выполнял трюк сам, а все-таки подобные сцены должны делать люди профессиональные. И в самых сложных сценах каскадеры Влада подменяли. Например, когда его герой падал в тот самый люк на чердаке.
Я и раньше уважала каскадеров, а в работе над этим сериалом убедилась, что они просто супергерои. Была сцена, в которой девушка падала с моста в озеро. Во время съемок у площадки дежурила скорая помощь, так всегда положено, когда трюки выполняют. Слава богу, врач не понадобился. Когда девушка-каскадер ныряла с большой высоты в воду, зрители, которые наблюдали за съемками, ей аплодировали.
— Впервые снимаетесь с Ветровым?
— Да, и он такой замечательный! Ту самую сцену с падениями в воду снимали в страшную жару, с раннего утра и до обеда. Все это время Влад просидел на солнцепеке — без шляпы, в открытой карете, не шелохнувшись, как стойкий оловянный солдатик.
Говорю:
— Ты весь белый, тебе от солнца надо закрыться. Может, зонтик попросишь?
А он:
— Нет-нет, все хорошо.
Это поразительно, настоящая актерская стойкость — я была очарована Владом.
Как и Лешей Розиным, которому пришлось с головой нырять в грязный пруд и выходить из воды, как дядьке Черномору. Даже просто зайти по колено в этот «водоем», и то было противно, а здесь много дублей. Но зритель часто думает, что актерский труд легкий: пришел, поснимался и ушел...
— На этих съемках какая сцена для вас была самой сложной?
— Очень боюсь огня, а мне по сценарию надо было брызнуть на угли бензином и разжечь мангал, а потом его еще и перевернуть. При этом улыбаться и произносить в нужные моменты фразы. Сначала в тот момент, когда вспыхивало пламя, в ужасе непроизвольно отшатывалась, отворачивалась. Но потом себя пересилила.
— Что помогает справиться с нервами в таких ситуациях?
— Вспоминаю, как снималась с Екатериной Сергеевной Васильевой в картине «Марафон». Съемки шли в Новороссийске зимой, тогда даже море замерзло. Больничную палату почему-то снимали в новостройке — доме без окон, дверей и отопления. Только в той комнате, где стояла камера, вставили окно — чтобы снимать красивый вид на море. Но температуру «в больнице» это не повысило. Не спасали и тепловые пушки.
Из-за дикого холода у меня из головы вылетал текст. А Екатерина Сергеевна посоветовала: «Чтобы ты помнила роль, у тебя всегда должны быть горячими руки». Теперь, если снимаюсь зимой на улице, между дублями всегда держу в руках пластиковую бутылку с горячей водой. И текст действительно не забывается...
Самое же неприятное, что, когда на тех съемках мы начинали говорить, у нас пар изо рта шел, особенно на крупных планах. Запороли несколько дублей, пока Екатерина Сергеевна не сказала: «Так у нас ничего не получится. Принесите-ка нам с Олей мороженое».
— Зачем?! Ведь вы и так продрогли!
— Оказывается, когда ешь холодное, пара изо рта не будет. Поэтому мы перед каждым дублем несколько раз кусали пломбир. Вы только себе представьте: холод, у артистки Васильевой «нежный» возраст, а она ради съемок ест мороженое! Тот пример актерской жертвенности навсегда запомнила.
Еще один подобный случай произошел на съемках сериала «Охотники за иконами» режиссера Сергея Попова. Герой Димы Дюжева — мошенник по прозвищу Рубль — зимой долго бродил по тайге и, конечно, очень замерз. Настоящего снега не было, поэтому использовали крупинки пенопласта. Им обсыпали и одежду, и шапку Дюжева.
Когда Рубль заходит в забегаловку, где работает моя героиня, она хочет продрогшего человека согреть, накормить. Быстро наливаю тарелку борща и приношу ее Диме, который начинает жадно его хлебать, прямо не раздеваясь, только варежки скинул. В этот момент снег, то есть крупинки пенопласта, с одежды падают в тарелку. И Дима, не моргнув глазом, дубль за дублем, изображая зверский аппетит, ест борщ с пенопластом. Я тогда еще подумала: «Боже мой, на что идут артисты ради кадра! Пенопласт — это же опасно для здоровья, а он безропотно все делает...»
Если вернуться к съемкам «Три плюс три», то мне еще надо было привыкнуть к тому, что моя героиня на экране не очень хорошо выглядит. Продюсеры так и говорили: «Хохлова красивая, давайте ее подфактурим!»
— Что они имели в виду?
— У меня с лица убрали всю косметику, одели меня в кепку, джинсы и задрипанную жилетку со множеством карманов. А я-то люблю одеваться ярко, нарядно, чтобы «шик, блеск, красота»! Продюсеры кайфовали, увидев меня в таком виде, а я страдала. Каждую смену просила накрасить губы помадкой поярче или надеть самые скромные, незаметные сережки. Но продюсеры возражали: «Нет!» Только в середине съемочного периода «вошла во вкус» и не предлагала уже ничего — ни сережек, ни помадок.
— Если вспомнить всю вашу фильмографию, роли в каких картинах были самыми сложными?
— На самом деле самое трудное, это когда нет общего языка с режиссером, когда он на тебя давит или загоняет в рамки, жестко расписывая все движения и реакции. Когда же режиссер чувствует, что я пропустила героя через себя, видит, что мы с партнером смогли «зацепиться», почувствовать друг друга, работать легко.
Если же все-таки говорить о физически трудных сценах, таких было немало. Недавно закончились съемки новой версии «Моей прекрасной няни», я играю там маму главной героини. В одной сцене просто спускаюсь по лестнице. Но после того как опустилась, надо же подняться, а я на каблуках, и дублей снимали много. После такой работы никакой фитнес не нужен.
В одной из серий «Каменской» изображала труп, который распяли на дереве, — еще то испытание! Юра Мороз, который был в той серии режиссером, понимал, как мне больно. И все время подгонял группу: «Быстрее, быстрее!»
— Кто решил в этой сцене обойтись без дублерши?
— Режиссер. Ему очень важна была достоверность, а я согласилась: «Хорошо, все сделаю». Но затем у меня долго болело все тело. А когда потом у Юры работала в «Братьях Карамазовых», то ночью снималась в настоящей деревенской избе — в крестьянском музее под Минском. Лето, но все равно очень холодно, а на мне легкая ночнушка и тряпочные тапочки. Нас с партнером привели в избушку, где мы стали ждать нашей сцены. В это время территорию вокруг дома залили водой. Поэтому выйти, чтобы попить чая или взять теплую одежду, мы не могли. И к нам никто не мог зайти.
И вот сидим мы в темноте, в холоде и все ждем. А съемка предыдущей сцены затягивается. Так обидно стало, что я чуть не разрыдалась. Но потом вдруг поняла, что никто не хочет нам сделать хуже, как-то унизить. Просто вот так получилось.
И мы с партнером как начали смеяться — над собой, над ситуацией. Представляете, сидят два замерзших дурака и заливаются смехом. И мне так легко стало. С тех пор на всю жизнь себе сделала «зарубку»: в подобной ситуации не надо обижаться. Наоборот, посмейся, что так нескладно все обернулось.
Иногда обиды, претензии наползают на меня на съемочной площадке из-за того, что кто-то что-то не успел сделать. Ведь я же очень юркая, быстро запоминаю текст, быстро схватываю. Почему же другие не такие шустрые и сообразительные?! Раздражаюсь, а затем останавливаю себя: «Стоп, ну не все живут в таком темпе, как ты, не у всех такой темперамент». Почему я могу требовать от костюмера, что он должен был заранее понять, что вот эту пуговицу надо было перешить?! Мол, почему она такая-сякая, не сообразила?! Но люди все разные. И я говорю себе: «Ты, Оля, такая умная, все просчитываешь наперед. А вот на тебе: сиди и жди, когда перешьют пуговицу». В подобных ситуациях, когда могу раздражаться, сердиться, пытаюсь не обижаться, а посмеяться над собой...
— Вам удается справляться с раздражением, оборачивать его в смех. А как вы справляетесь со страхами? Их, кстати, много у вас?
— Много! Например, очень боюсь животных — любых, и больших, и маленьких. Уж не говорю про тигров и слонов, опасаюсь даже кошек и собак. Даже аквариумных рыбок боюсь. В одной картине должна была их спасти — просто поднять с земли, так у меня до сих пор мурашки по спине бегут, когда эту ленту вспоминаю. И вот при такой фобии меня утвердили на роль ветеринара в фильм «Мой капитан»!
Главные роли там играли Дима Певцов и Мария Горбань. По сюжету на пароходе заболели овечки, мою героиню вызывают осмотреть животных. Мне приходилось щупать у овечек животики, открывать им рты, заглядывать в глаза. А потом должна была делать укол коню — понарошку, конечно. Хорошо еще, что рядом стоял Дима, потому что конь фыркал мне прямо в ухо. Это просто ужас!
А больше всего из животных меня поразил поросенок, который снимался в фильме «Невинные создания» по новеллам Аверченко (я там играла маму очень непослушного и избалованного мальчика). Никогда не поверила бы, что свинку можно так выдрессировать! Был накрыт обеденный стол, в центре которого стояло большое блюдо, а на нем располагался маленький поросенок, загримированный под жареного. Он долго лежал, замерев, пока дрессировщик не давал ему знак. Тогда Пятачок резво вскакивал и убегал. Это было невероятно! Поросеночек был настолько мил, что я даже немного забыла о своей фобии...
— А кем вам довелось быть на экране?
— О, у меня много кинопрофессий! Учительница, таксистка, врач на скорой помощи — благодаря съемкам научилась так профессионально делать уколы, что сейчас могу кольнуть кого угодно. Знаю, куда и как, чтобы человек ничего не почувствовал.
А в картине «Сель» у Ярополка Лапшина — нашего киноклассика, его именем даже хотят назвать Свердловскую киностудию — сыграла проводницу. Это была, наверное, первая моя главная роль. Мне такой гонорар там сделали, что я наконец почувствовала себя настоящей актрисой!
— И куда его потратили?
— Не помню. Потому что деньги в нашей профессии это далеко не все... Я как раз застала момент, когда наше кино кардинально перестраивалось, менялись многие понятия, ценности. Вместо полного метра стало престижным сниматься в сериалах, а особенно в ситкомах — для актеров это вообще было счастьем. До этого, в 90-е годы, когда актеры на фестивалях выходили на красные дорожки, про сериальных артистов говорили: «А чего они тут идут? Они же не в полном метре, а в сериалах снимаются, это не кино!» Но потом все перевернулось, наступило время сериалов.
Я тоже пошла в многосерийные проекты. Какие-то были качественными, какие-то не очень. Когда играла в последних, чувствовала: мне неинтересно, у меня нет огонька внутри, с которым всегда работаю. Переживала, с горечью думала: «Ну я вот снимаюсь, а этот сериал люди посмотрят один раз и забудут навсегда».
— Фаина Раневская в свое время говорила, что «сняться в плохом фильме — все равно что плюнуть в вечность».
— А про вечность речь и не шла, тут все просто уходило в песок. Вот такое у меня было ощущение. Не было нужной мотивации работать, потому что в какой-то момент я поняла, что соглашаюсь на роль только из-за денег. Так стало уныло, так страшно! Ведь артист остается артистом, пока его мотивация — искусство, а не гонорар, как мужчина остается мужчиной до той поры, пока оборачивается на стук женских каблучков...
Однажды услышала, как молоденькая актриса рассказывала про какой-то долгий кастинг, на котором ее так и не утвердили на роль. В конце она говорит:
— А я так рассчитывала на гонорар! Хотела поехать в Сочи — отдохнуть...
Переспросила ее:
— Ты заранее рассчитала, на что будешь его тратить?
— Ну да!
И я подумала: «Какая же она молодец, что умеет вот так рационально рассуждать, прикидывать». Я-то в этом смысле бестолочь, мне прежде всего интересен сценарий, роль, партнеры, режиссер. Хорошо, что мой супруг присоединился к нашему семейному бизнесу — Слава пять лет назад стал моим директором. И теперь следит за моими гонорарами...
— Вернемся к профессиям, «освоенным» вами в кино...
— В сериале «Тонкие материи» сыграла руководителя модного модельного агентства. Шитью училась давно, еще в школе, к тому же в плане рукоделия я вообще не рукастая. Но тут в кадре очень убедительно строчила на машинке. Снималась и в ролях парикмахерш — это проще, потому что сама себе прически делаю. Только если выхожу в свет, например на красную дорожку, обращаюсь к своему замечательному мастеру Оксане. В нескольких картинах была гадалкой. Ой, как красиво я раскладывала пасьянсики! А вот для роли продавщицы никаких новых навыков осваивать не пришлось. Там скорее присутствуют какие-то изменения в характере.
— Какая профессия для вас открылась с неожиданной стороны?
— Оказалось, очень сложная работа у официантов. Надо же быстро и точно записать заказ, понять, что кому надо принести, аккуратно расставить блюда на столе. А подносы часто тяжелые. В общем, очень непростая профессия. К тому же небольшие зарплаты и надо зарабатывать чаевые, а это своего рода искусство. Официант должен уметь подать себя, обаять клиента, быть одновременно и услужливым, и ненавязчивым — чтобы его захотели отблагодарить.
На одной благотворительной акции (там собирали деньги на лечение больных деток) я как раз потрудилась официанткой. Вместе со мной столы обслуживали Марк Тишман и Никита Тарасов. Я думала: «Вот что такое сказать людям, чтобы им было приятно отдать какие-то суммы? Не говорить же прямо в лоб «Дайте детям деньги»!» Мы собрали приличную сумму. И как актрисе мне было интересно посмотреть на эту профессию изнутри. Я поняла, что работа официанта — это как сначала признаться в любви, а потом... отвернуться: не приставать, не навязываться. А дальше как Бог распорядится. Ответят взаимностью, то есть захотят дать чаевые, значит, дадут. Не ответят, ну, значит, тебя не полюбили.
— Вы снимаетесь в кино более четверти века. Что за эти годы изменилось на площадках?
— Многое. Например, раньше еду на съемках обязательно поливали керосином, чтобы ни у кого не было соблазна отщипнуть кусочек и тем испортить «картинку». Теперь это ушло. Может, оттого, что многие и так мало едят, сидят на диетах? Так что еду в кадре «охранять» не надо.
По-другому сейчас снимают пожары. В сериале «Про это самое», в котором работала с Инночкой Оболдиной и Денисом Власенко, была сцена пожара. По сценарию зять моей героини поджег баню и мы с ведрами с водой бегаем, пытаясь огонь потушить. Я вижу, что в разных точках бани — на стенах, на крыше — прокладывают какие-то трубочки. Когда звучит команда «Мотор!», из них вырывается огонь и создается полное ощущение разбушевавшегося, большого пожара. Потом звучит «Снято!», и пламя тут же гаснет. Новый дубль — пламя снова появляется, а потом по команде снова исчезает.
Подобные современные технологии увидела и на съемках фильма «Золотые соседи», который снимался в Питере. Только там должна была гореть коммунальная квартира. Снова положили какие-то трубочки, нажали на какие-то кнопочки, и все загорелось, искры полетели, дым повалил. Нажали на другую кнопочку — оказалось, ничего не пострадало, это просто полная иллюзия пожара. Но меня в той сцене больше всего поразило не это...
— А что?
— То, как всеми любимые артисты Светлана Немоляева, Михаил Боярский, а еще Ванечка Охлобыстин, Анастасия Мельникова и Семен Стругачев после «пожара» выходили на улицу в легкой одежде, а дело было поздней осенью. И я не услышала от них ни одной жалобы. Михаил Боярский даже дрожал от холода, но с улыбкой терпел. Вот что больше всего поражает. И за эту жертвенность актерам, думаю, воздается. Потому что, пока не снята сцена, артист будет терпеть до последнего.
Вы знаете, мне кажется, что вот такое достоинство особенно присуще актерам старшего поколения. В конце девяностых снималась в сериале Александра Клименко «Приключения Солнышкина». Главная роль там была у Сашеньки Лойе, тогда еще подростка, а Джигарханян играл капитана.
Морскую натуру снимали в Турции. И вот очередная сцена — «Праздник Нептуна», естественно, на свежем воздухе. А погода довольно прохладная. Тогда еще снимали на «бетакам», поэтому делали остановки, чтобы сменить кассеты. Как только наступал перерыв, нас отпускали с площадки, чтобы могли в гримерке погреться, выпить чая.
Мы убегаем, а Армен Борисович остается на съемочной площадке. Подхожу к нему:
— Пойдемте в гримерку, мы вам кофейку сделаем — холодно же.
А он, сидя на ветру, сказал фразу, которую запомнила на всю жизнь:
— Детонька моя, у меня такой гонорар, что, если скажут «Джигарханяна — в кадр», я уже должен быть здесь.
Ведь чтобы дойти до гримерки, а потом вернуться на площадку, нужно время. Вот так Армен Борисович понимал свою ответственность — за свой высокий гонорар, за свое звание народного артиста СССР...
— И за всенародную любовь!
— Конечно!.. А в другой сцене, чтобы тоже не терять времени, он переодевался вместе со мной в... милицейском «бобике». Надо было быстро сменить одежду для следующей сцены, что мы и сделали — на заднем сиденье, согнувшись в три погибели.
К слову, Армен Борисович однажды сказал мне потрясающие слова. В разговоре я упомянула о системе Станиславского, а он возразил: «Оля, нет никакой школы Станиславского, и никакой другой «системы» не существует — ничего нет. Есть только мужчина, женщина и любовь. Все! Если в фильме есть любовь, то кино состоялось. Если любви нет, то и фильм не состоялся...»
— Мы снова отвлеклись! Говорили о развитии киноиндустрии, которое происходило на ваших глазах...
— В ней происходит много нового — и в большом, и в малом. Например, в начале нулевых в последний съемочный день никто не дарил артистам цветы. Поэтому, снимаясь в фильме «Жара», который выпускала кинокомпания Федора Бондарчука, была поражена, когда после окончания съемок всем актерам поаплодировали и подарили букеты. На других проектах такого не делали, а в компании Бондарчука существовала подобная традиция. Сейчас, наоборот, если этого не происходит, выглядит странно.
— Мужчинам-актерам тоже дарят цветы?
— Мужчинам преподносят другие букеты: колбасные, из сыров, алкогольные. А актрисам могут подарить духи... С цветами, которые получаем в последний рабочий день, у меня связана одна очень трогательная история. На съемках новой «Няни» букет мне вручил красивый молодой продюсер по имени Тимур. А потом показал фото, на котором он, совсем юный, и я: «Вы меня не помните?.. Несколько лет назад мы с вами работали на одном проекте. Я тогда был рабочим на площадке. Вы подошли ко мне и сказали:
— Ты такой симпатичный, тебе надо в актеры идти.
Я ответил:
— А я еще не решил, кем хочу быть — артистом или продюсером.
Вы улыбнулись:
— Через много лет мы встретимся, и вы будете или артистом, или продюсером.
И мы действительно встретились...»
Но, как видите, я снова отвлеклась от темы! Сейчас очень ужесточились контракты. Иногда в них прописывается, что актер не имеет права менять вес — худеть или поправляться. Костюмы дорогие, особенно в исторических лентах, — их шьют на заказ. Чтобы не переделывать наряды, и добавляют такую строчку. А недавно увидела пункт про уважительное отношение к артисту. Это меня очень порадовало.
— Какие еще новшества появились в договорах?
— Теперь указывается, что текст артисту должны дать за столько-то часов, чаще всего за сутки до начала съемок сцены. Это очень важный пункт, потому что сценарии все время меняются, переписываются. А освоить новые огромные «портянки» — 20—30 страниц текста — очень трудно.
Так что пункт очень правильный. Но, к сожалению, он не всегда соблюдается. Когда снималась в фильме «Призрак», текст однажды изменили, а ассистентка по актерам почему-то постеснялась мне сразу дать новый вариант, вручила после обеда. А там масса сложных терминов — я играю учительницу физики. Говорю ассистентке: «Что же ты мне текст до обеда не дала, я бы его хоть немного «поразмяла».
В итоге пришлось разрезать текст на несколько частей и эти бумажки цеплять ученикам на грудь. Потому что запомнить все было невозможно. Слова ведь надо не просто выучить, текст надо так освоить, чтобы его... забыть — сделать своим, «присвоить». Чтобы «слова лились, как будто их рождала не память рабская, но сердце». Эти слова Пушкина любила цитировать Фаина Георгиевна Раневская.
— Что еще изменилось в условиях работы артистов?
— Когда начинала сниматься, для отдыха получала комнату на 2—3 человека. А сейчас у меня персональный вагончик. Но, может, это связано с изменением моего статуса: тогда я не играла главные роли. Так вот, отдельный вагончик, на столике всегда фрукты, орешки. Можно даже попросить костюмеров, чтобы они тебя прямо там и переодевали, а не идти в костюмерную, которая обычно обогревается не так хорошо, как личные вагончики.
В свое время Евгений Евстигнеев вносил в договор со студиями требование о раскладушке на площадке, чтобы он мог подремать во время обеда или между сценами. А сейчас в моем распоряжении целый домик-вагон с большой кроватью, телевизором, печкой, кофемашиной. И с каждым проектом домики становятся все уютнее. В некоторых есть серванты с хрусталем и даже гостевая комната!
В общем, индустрия развивается во многих аспектах. Очень изменились камеры. Раньше были неподъемные железяки, а сейчас все гораздо компактнее, легче, поэтому появилось много женщин-операторов. Которые, к слову, снимают женский портрет намного красивее, чем мужчины. А это очень актуально, потому что сейчас мода снимать так, чтобы был виден весь рельеф лица, все морщинки.
— Сильно расстраиваетесь, когда видите себя на экране не в самых выигрышных ракурсах?
— Я учусь смиряться, принимать себя, не думать постоянно: «Вот этот же мой ракурс хороший, а не тот!» Да, я не люблю, когда меня снизу снимают. Сначала сильно мучаюсь от этого, а потом расслаблюсь и начинаю получать удовольствие. И такой подход у меня ко многим жизненным явлениям.
Например, к самопробам. Они начались в пандемию, потому что тогда не было возможности личного общения с режиссерами, продюсерами. Но после окончания самоизоляции самопробы стали нормой. Сначала меня это очень возмущало. А потом поняла: артисты, которых раздражают самопробы, остаются за бортом.
Когда слышу, как кто-то с возмущением говорит:
— Разве может режиссер понять по самопробам, какая я актриса?! — возражаю:
— Самопробы — это не про то, какая ты артистка, а про то, входишь ты в этот образ или нет.
У меня в Америке живет подруга-актриса. Она рассказывала, что там работают десятки специальных студий для «селфтейп» — самопроб. Люди за это платят деньги, чтобы просто иметь возможность попасть на кастинг.
Актер должен радоваться, что о нем вспомнили, дали возможность попробоваться. А еще самопроба — это возможность общения с продюсерами, режиссерами. Ведь после «сольной» самопробы начинаются кастинги с партнерами, коллективные. Когда пробовалась в сериал «Измены», у меня было пять таких этапов. Причем я придумала для своей героини в трех разных сценах три разных образа с разной внешностью! Сыграла злюку, добрую женщину и строгую маму...
Самопробы просто надо полюбить и научиться получать от них удовольствие. Вот и все! Кто-то из артистов снимает себя сам — включает телефон и читает текст, кто-то собирает целую команду, заказывает студию и играет сцену.
— А кто вас снимает?
— Слава, муж. Он и мой оператор (даже купил большую селфи-лампу, чтобы свет был получше), и партнер по самопробам. Когда текст сценария хороший, пробы — это увлекательное занятие...
Всегда относилась к кастингам серьезно. Например, когда пробовалась на роль в фильм «Сель», пошла на вокзал и за сто рублей попросила у проводниц комплект их формы. Правда, режиссер Лапшин этот мой шаг не оценил. Подумал, что студия мне выдала костюм! Он же был человеком старой закалки, а в советские времена пробы делали в нужных нарядах и в гриме. Конечно, Ярополк Леонидович взял меня не потому, что была в форме проводницы. Но свою маленькую лепту костюм внес, в чем-то мне помог. А когда через несколько лет я шла на кастинг на роль сотрудницы ЖЭКа, взяла у дворника его оранжевый жилет...
— Вы очень много снимаетесь. Но в вашей жизни есть место и для театра.
— У меня несколько спектаклей, и все они очень разные... В театре «Русская песня» Надежды Бабкиной играю в комедии «За двумя зайцами». У меня роль Прони Прокоповны, мои коллеги — Олеся Железняк, Марина Федункив, Владимир Абрамович Долинский, Юрочка Чернов, Александр Чернявский. Представляете, какие артисты — ну восторг же!
А мою маму играет невероятная Ольга Владимировна Волкова. Она меня поражает! Во-первых, производит впечатление человека, который трудится нон-стоп. Да, она в своем «нежном» возрасте работает, работает и работает — без остановки! Я думала, откуда у нее берутся силы, откуда приходит эта работоспособность, в чем ее мотивация? Ведь у Ольги Владимировны все есть: звание, известность, жилье, все блага мира. Так почему она еще работает? Да потому что у нее есть вдохновение, без которого наша работа невозможна.
В этом спектакле много музыкальных номеров, но их исполняют профессиональные вокалисты — артисты театра «Русская песни». А Волкова, драматическая актриса, решила вставить в одну свою сцену песню. Точнее, она поет ее вместе с Юрочкой Черновым, который играет моего папу. И Волкова не просто поет, а еще танцует и обруч крутит!..
Безумно трогательно, как она готовится к спектаклю — мы, две Ольги Владимировны, занимаем одну гримерку. Волкова достает из сумочки красивую салфеточку, кладет ее на гримировальный столик, а затем аккуратно начинает выставлять на салфеточку все, что ей нужно для спектакля, причем в идеальном порядке. Сначала духи, потом ровным рядом украшения — кольца, серьги, браслеты — все, что наденет на сцену. Затем достает накладочки с бигудюшками, следом — косметику. Потом влажные салфеточки, затем сухие. У нее с собой есть абсолютно все, чем пользуется артист. В итоге сотрудницам театра Бабкиной, которые делают нам прически или «взбадривают» парички, просто нечего с Волковой делать, она уже сама все сделала. Последний штрих — подушиться, и Ольга Владимировна готова к выходу!
— Ольга, а что вам дает сцена?
— Все! На сцене ты накапливаешь, а в кино тратишь, сразу должен отдать то, что собрал в себе. В театре много раз играешь одну и ту же роль, поэтому можешь отточить мастерство, попробовать сыграть и так, и так. На сцене рядом с тобой есть партнеры, у которых многому можешь научиться. В театре актеру предлагается большее разнообразие ролей: ты можешь играть и драматические, и комедийные, и лирические роли. Кино все-таки ориентируется на типаж.
А еще в театре есть живое общение со зрителем. Ты же видишь, как реагирует зал на такую твою подачу, на другую. Я анализирую, изучаю каждую свою постановку. Настолько, что у меня организм по-разному реагирует на разные спектакли.
— Что вы имеете в виду?
— Мы вообще-то редко доверяем организму, прислушиваемся к нему, а он, оказывается, умный, сам за нас думает. У меня есть спектакль, который совершенно особая история, сродни чуду — в нем я играю Фаину Георгиевну Раневскую, играю уже шесть лет. Раньше он назывался «Одинокая насмешница», а сейчас, в Театре комедии, — «Насмешница Фаина» (режиссер Лев Шимелов).
Так вот, я долго не понимала, почему вдруг начинаю себя плохо чувствовать. Думала: ну вот, возраст пришел, болячки полезли. А потом заметила, что такое случается только перед спектаклем про Раневскую! То есть дня за два мой организм начинает меня настраивать на Фаину Георгиевну, которой в постановке далеко за 80! Он меня специально старит — сил нет, хочется сгорбиться, посидеть. Только отыграла спектакль, и тут же все приметы возраста исчезают. Чувствую себя на 20 лет моложе, готова летать, петь, танцевать!
Когда это осознала, решила, что мне иногда не нужно так сильно себя контролировать. Я, вообще-то, контролер по жизни. А тут стала чуть больше доверять организму, что он сам меня ориентирует и ведет. Иногда мне что-то не хочется делать, а я себя заставляю и все-таки делаю, потому что, к примеру, речь идет о хорошем гонораре. В итоге ничего хорошего не получается. Так организм словно мне подсказывает: «Оля, ну зачем?! Я же тебе говорил, предупреждал, что не надо...» Может, это и есть та самая интуиция?
— С недавних пор вы еще играете во МХАТе имени Горького Мачеху в спектакле «Золушка».
— Да, это тоже подарок от Фаины Георгиевны Раневской, ведь она сыграла эту роль в прекрасном фильме-сказке. А Золушку играет Лизочка Арзамасова. Постановка замечательная. Правда, один спектакль для меня оказался не самым удачным. Сцена на балу, звучит песенка «Встаньте, дети, встаньте в круг». Я скачу — на высоких каблуках, в тяжеленном костюме и головном уборе (шапка весит килограммов шесть). Вдруг поскользнулась и упала! Шапка улетает на задник, я за ней ползу, надеваю, встаю и продолжаю танцевать, хотя плечо болит невыносимо. Потом встала на табуретку, спела свой сольный кусок, а затем еще и дотанцевала — с искрами в глазах.
Оказалось, я сильно повредила связку на плече. У меня брат — детский хирург в Братске. Он посмотрел КТ плеча и сказал: «Олечка, тут не обойдется без операции». А я ему не поверила: «Валера, я же могу руку поднимать. Буду применять мазь, и боль уйдет, все будет хорошо!» Но она не проходила. И через пять месяцев я все равно сделала операцию. Потому что мне сказали: «Выбирайте сами: мы режем, и вы останетесь в профессии, либо операцию не делаем, но рука у вас не будет работать». После выписки из больницы еще полтора месяца ходила в гипсе, с рукой наперевес — как в фильме Михалкова «Родня» жених в сцене свадьбы...
— Ольга, некоторые актрисы считают, что из-за карьеры многого недодали своим детям. А вам удалось совмещать работу и материнство? У вас же две дочери...
— Конечно, все это непросто... Когда маленькой была Олеся, мы тогда еще жили во Владивостоке, было проще. Я с ней мало расставалась, потому что постоянно брала ее с собой на гастроли, она вообще выросла за кулисами. Однажды даже вышла на сцену прямо во время спектакля — искала маму.
А вот когда росла Софья, я была уже очень востребована в кино, часто уезжала в экспедиции в разные города. Поэтому с девочками оставались мои родители — спасибо им за помощь огромное.
— Дочки плакали, когда вы с чемоданом выходили из квартиры, чтобы лететь на съемки?
— Было такое. Но мы старались как-то мягко разруливать ситуацию. Так что никаких драм в этом смысле не было. Кстати, недавно Софья мне говорит:
— А ты знаешь, что у меня с детства есть незакрытый гештальт?
Я очень удивилась:
— Какой?
— Вы с папой не купили мне куклу Рапунцель. Я так о ней мечтала...
А мы тогда были такие бедные, что не могли себе позволить потратить деньги на дорогую куклу.
Я улыбаюсь:
— Доченька, так давай тебе сейчас подарим Рапунцель!
И купила для доченьки, которой уже под 30 лет, куклу. Когда она взяла ее в руки, была счастлива до безумия, прыгала, скакала до потолка: «Рапунцель, Рапунцель!» Думаю, Софья до сих пор с с ней играет, заплетает ей косички...
— Чем занимаются дочки?
— Они не стали артистками, но обе — натуры творческие. Олеся по профессии лингвист, вышла замуж за американца, родила сына. Софья тоже замужем, и у нее тоже мальчик. Она окончила экономический факультет, но быстро поняла, что это не ее. Выучилась в киношколе и сейчас занимается видео, компьютерной графикой, рекламой, фото. Недавно предложила мне, как можно обновить афишу спектакля про Раневскую, показала очень интересный вариант.
— У вас редкая для актрис семейная история — всего один муж!
— Мне кажется, Слава моя опора во всем. Он как стена, за которой мне так хорошо! Если бы у меня не было этой стены, не знаю, как сложилась бы моя жизнь. У меня, бывает, эмоции через край плещут. Мне кажется, не все мужчины могут такую, как я, выдержать. А он выдерживает.
Мне подружки часто говорят:
Оля, какая же ты все-таки молодец, такая классная!
А я им говорю:
— Девочки, когда мне хорошо, то всем вокруг хорошо. Но вы не знаете, что происходит, когда мне плохо. Это знает только мой муж.
— Как вам работается вместе, Слава же ваш директор?
— Прекрасно работается. Хотя директор у меня строгий, иногда приходится вымаливать выходной. А он так сурово отвечает:
— Оля, а хочешь, тогда давай вообще не будем работать!
Я говорю:
— Нет, я хочу, просто найди мне выходной.
— Но у нас же расписание составлено, все занято...
— А какие у него есть недостатки? О чем вы спорите?
— У Славы нет недостатков. А единственное, в чем мы расходимся, — место жительства. Я очень хочу жить в центре Москвы, а Славе нравится наш нынешний район — «Речной вокзал». Нет, там, конечно, есть свои плюсы. У нас очень зелено и тихо. Но в центре тоже есть очень тихие места. Мне кажется, что в этом смысле — места жительства — у меня пока какая-то неполноценная жизнь, незакрытый гештальт. Но я продвигаюсь в этом плане — уговариваю мужа, потихоньку его «подпиливаю».
— Какие традиции существуют в вашей семье?
— После того как младшая дочь вышла замуж, мы стали встречать Новый год у наших замечательных сватов, которые живут в Истре. Раньше праздновали в большой актерской компании в ресторане ЦДЛ, а теперь предпочитаем семейный круг. Мне очень нравится, что вокруг все свои, что можно поесть, потанцевать, попеть, прилечь, снова потанцевать.
— Кстати, 1 января когда-нибудь работали?
— И не раз — играла в спектаклях... В этот день всегда помогаю своим товарищам, потому что не пью, а люди могут быть с похмелья. Говорю, я же по жизни контролер. Вот и тут коллег подбадриваю, отпаиваю чаем, слежу, чтобы все прошло как надо. А после спектакля все равно начинается небольшая гулянка: все чокаются шампанским, поздравляют друг друга.
Так вот, о семейных традициях: одну ввел мой муж. Он всегда встречает меня с гастролей — и всегда с большой красивой розой. Коллеги, партнеры уже к этому привыкли, говорят: «Вон там тебя твой Слава ждет». Даже если я на день уезжаю, все равно встречает — и все равно с розой...
Мы вместе уже очень много лет. Поженились в 1988-м (а до этого два года встречались), а в 2014-м обвенчались...
— Вы давно состоялись как актриса, вас любят зрители, любят режиссеры. А каким был ваш путь «в артистки»?
— Очень непростым... Я всегда мечтала стать актрисой, чтобы меня показывали по телевизору. Других вариантов для своей судьбы просто не представляла, не рассматривала. И родители у меня были очень артистичные: мама, хотя работала инженером, пела в хоре, папа преподавал баян в музыкальной школе. Они встретились, когда мой будущий папа пришел работать в мамин хор. Но где мой родной Ангарск и где Москва, где учат на артисток?! Тем не менее, когда я окончила десять классов, они дали денег на самолет до Москвы.
Я не поступила и вернулась домой. Год проработала на заводе электромонтажницей и лудильщицей. И снова рванула в Москву. Во время экзаменов жила то на вокзале, то в самой дешевой гостинице для колхозников. И вновь не поступила, но домой не поехала. Так как в Щепкинском училище мне указали на неправильный говор, я решила его исправить, поселившись в Москве. Устроилась на обувную фабрику «Красный пролетарий», работала на конвейере и одновременно готовилась к поступлению. И снова провалилась, уже в третий раз. Но родители всегда учили меня верить в себя и не опускать руки. И я поехала во Владивосток, где поступила в институт искусств, а еще мужа встретила.
— Он тоже был актером?
— Нет, Слава из семьи потомственных моряков, работал на флоте, а я месяцами его ждала на берегу. Но когда разлуки стали невыносимыми, муж уволился с корабля и открыл небольшой бизнес... После института меня пригласили в Приморский краевой театр имени Максима Горького. У меня были большие роли, любовь публики. Но я все время рвалась в Москву. Почему-то была уверена, что именно там должна жить, чтобы играть в театре, сниматься в кино. И мы решили переехать в столицу. Продали квартиру и полетели в Москву, а дочек на время оставили с моими родителями.
— Муж не отговаривал от такого рискованного шага? Все-таки во Владивостоке у вас была налаженная жизнь, положение ведущей артистки большого театра.
— Он меня поддержал... В Москве мы со Славой через многое прошли, ведь начинали с нуля. Сначала жили у друзей в общежитии. Потом купили малюсенькую квартиру, перевезли в Москву дочек, затем родителей — они нам так помогли с воспитанием детей! Со временем я устроилась в маленький театр на Перовской и наконец попала в кино...
Всегда хотела не просто сниматься, а сниматься у Михалкова! И я, купив букет гербер, поехала на студию «ТРИТЭ», которой руководит Никита Сергеевич. Хотела пройти к «самому», но меня охранник, конечно, не пропустил. А вот с кастинг-директором поговорить разрешили. Наталья Кременская тогда как раз проводила пробы в фильм «Стрингер». Вот так я впервые попала на съемочную площадку. Играла в «групповке» роль из одной фразы, но была счастлива!
— Какое впечатление тогда на вас произвел Михалков?
— А я его не увидела — этот фильм снимал не он. Наша встреча была еще впереди!.. Потом я познакомилась с молодым режиссером Кириллом Серебренниковым, который ставил в новом театре — «Центре драматургии и режиссуры» — спектакль «Пластилин». Постановка оказалась очень успешной, мы гастролировали по всему миру, а меня даже номинировали на театральную премию «Чайка»! Правда, у меня не было подходящего платья для такого мероприятия — тогда мы еще очень скромно жили...
И вот в один прекрасный день за кулисы «Центра драматургии и режиссуры» явились ассистенты по актерам, которые искали «свежие» лица. И вскоре они пригласили меня на «Мосфильм» на пробы к Ярополку Лапшину, в фильм «Сель», о котором я уже рассказывала. Когда начала сниматься там, а особенно когда получила гонорар, поняла, что Москва меня приняла, что моя мечта исполнилась!
— Исполнилось ведь и ваше желание сняться у Никиты Михалкова. Вы же сыграли в его фильме «12».
— Когда увидела Михалкова на пробах — он зашел в гримерку, — так разволновалась, что кинулась ему на грудь и расцеловала... Недавно у меня был мастер-класс в его Академии кинематографического и театрального искусства. Представляете, как это знаково для меня! В детстве я смотрела фильм «Неоконченная пьеса для механического пианино», любовалась Еленой Соловей и мечтала, что вырасту, стану актрисой и снимусь у Михалкова: буду, как Соловей, красиво стоять и произносить взволнованные монологи! И вот я выросла, поработала в картине Никиты Сергеевича, а теперь даю мастер-класс его студентам. Фантастическая история!
Кстати, тогда в зале были не только учащиеся Академии, но и обычные люди, которые записались на мероприятие по интернету. Потом мы пообщались, и оказалось, что многие из них меня видели в спектакле «Одинокая насмешница». И после этого им захотелось поближе узнать меня. Ради таких слов, таких зрителей мы и работаем не покладая рук...
