«Мне было запрещено взять с собой даже маленький чемодан. Я спрашиваю: «Ну рубашку-то какую-нибудь можно взять или хотя бы носки?» — «Нет!» — категорично ответили мне. Позволили лишь прихватить с собой небольшой пластиковый мешочек, в который я положил дощечку для резки мяса, ножи и несколько любимых репродукций картин старых мастеров. Интересно, что в московском аэропорту вся эта моя утварь вызвала такое удивление таможенника, что он спросил: «Парень, ты что, мясник по профессии?»
— Михаил, слушая вас, поражаешься вашему русскому языку — такому чистому, выразительному. Получается, более пятидесяти лет житья-бытья за пределами России, после того как в 1971 году вас изгнали из отечества, никак не повлияли на ваш русский?
— Это, наверное, потому, что я весьма плохо владею другими языками. (Смеется.) То есть на самом деле я говорю практически на всех — немецком, французском, английском, немного итальянском, но плоховато, на уровне чукчи, если так можно выразиться.
— То есть на бытовом уровне можете, допустим, сделать заказ в ресторане...
— Ну нет, получше! Пару раз я даже давал телевизионное интервью на французском языке. Понимаете, по моему убеждению, для того чтобы овладеть чужим языком, кроме предрасположенности, надо серьезно погрузиться в культуру той страны, где на нем говорят. Как, например, изучила в свое время русский язык Сара, моя супруга. Мне знакомо немало американцев, владеющих русским, кто говорит на нем не только с акцентом, но часто неправильно. Сара же изъясняется на русском блестяще благодаря тому, что с юных лет она углубилась в русскую литературу — Тургенева, Достоевского, Гоголя, Чехова. Ну и, разумеется, я тоже оказал на нее влияние, поправляя многие вещи.
Ко всему прочему, у Сары, конечно, колоссальный слух, удивительная способность к иностранным языкам. Она, к слову, прекрасно владеет также французским и очень неплохо итальянским.
