— Возникает ощущение, что у Раневской не было никаких комплексов, а может, наоборот, их было много и она их прикрывала своими едкими шутками?..
— Думаю, что так. Она стеснялась и своей внешности, и особенностей, и бесконечно над этим шутила. Стеснялась своего возраста. Сколько Фаине Георгиевне лет, Глебка так и не выяснил. До сих пор о годе ее рождения ходят споры. Сама она признавалась брату, что, когда в начале 30-х годов меняли паспорта, скостила себе два года. И очень завидовала в этом отношении своей подруге Любови Орловой: «Она-то не растерялась и сбросила с плеч долой не меньше десятка!» Но самое главное, что в те годы, когда мы ее знали, уже мало кто помнил, как она выглядела в молодости. А большинство зрителей вообще запомнило ее с возраста Мули. Она всегда была для нас «бабушкой», и именно в таком амплуа полюбилась зрителю. При этом душой Фаина Георгиевна всегда была молода: что-то хулиганское, бунтарское никогда в ней не утихало. Будем говорить прямо: она не была скромным человеком. Любила себя показать. Любила дать едкую характеристику человеку, которую потом все подхватывали. Любила что-то такое сказать на репетиции или мероприятии, чтобы все рассмеялись. Производить впечатление — это ей было необходимо!
— Она ревниво относилась к своим ролям в театре? Оберегала их?
— Смотря от кого! Если речь шла о Вере Марецкой, бывшей супруге Завадского и «хозяйке» Театра Моссовета в те годы, то, конечно, отдавать роли было обидно. Тем более что их буквально отбирали.
В 1965-м театр выпустили на настоящие заграничные гастроли, в Париж! Везли несколько спектаклей, в том числе и «Дядюшкин сон», где главную роль играла Фаина Георгиевна. Но для того чтобы поехать в Париж, Марецкая срочно ввелась в спектакль на роль Раневской. Играла трудно, забывала текст, но поехала. Фаина Георгиевна осталась в Москве. Она написала Завадскому страшное письмо с ругательствами, где говорила, что «на Париж насрать, но за театр обидно».
А через несколько лет сама отдала роль Любови Орловой.
