Понимаю, что все пропало, и говорю:
— А можно я монолог Ларисы Дмитриевны из «Бесприданницы» почитаю?
Видимо, так переживала за себя, за свою судьбу, за то, что в Таллин нужно возвращаться, что у меня слезы потекли по лицу градом. Я оплакивала свою судьбу. Вдруг Герасимов говорит:
— Беру!
Какой чудесной была студенческая жизнь во ВГИКе! Счастливый беззаботный период. Москва прекрасная и гостеприимная. Мы много занимались, но было и свободное время, тогда приезжали в центр, гуляли по старым улочкам. Наша стипендия в двадцать три рубля казалась вполне приличной. Мы даже могли позволить себе заглянуть в рестораны «Националь» и «Метрополь». Хватало и на то, чтобы вина выпить и поесть, и даже на кофе оставалось.
Духовную же пищу мы потребляли в неограниченных количествах. Того, что давали в институте, нам казалось мало. Мы обожали поэзию и в общаге на четвертом этаже в комнате для гостей устраивали читки стихов. Занавешивали все окна, зажигали свечи, ставили сухое вино, сигареты «Дукат» — создавали особую атмосферу. Северянина читали, Цветаеву, других поэтов Серебряного века.
Поскольку жили в общежитии в Ростокино, рядом со станцией Яуза, мы прямо с нее часто ездили в Загорск в Троице-Сергиеву лавру. Увлекались религией. Это запрещалось, но мы все были немножко верующими. Видимо, поэзия влияла. Помню, как приехали однажды на Пасху в Загорск, стояли на ночной службе в храме с моим будущим мужем Лешей Чардыниным. Эмоции захлестывали, мы держались за руки, у меня катились слезы, это были слезы очищения и радости. Я была, как обычно, смертельно влюблена.
Мы встречались с Лешей со второго курса института. Он учился на операторском. Отношения были бурными, мы то ругались, то мирились. Лешка меня дико ревновал. И не всегда без повода. Болезненнее всего реагировал на появление в моей жизни Булата Окуджавы. Его как-то привела к нам на поэтический вечер Жанна Болотова, наша однокурсница. Он сразу сел возле меня и не отходил. Примерно год у нас длились романтические отношения. Но они так и остались платоническими. Булат был женат, и самое большое, что позволял, — нежно взять за ручку и поцеловать. Это совершенно не мешало нашему страстному роману с Лешей Чардыниным, где все было по-взрослому. Однажды Лешка не выдержал присутствия тени третьего лишнего в нашей жизни. Серьезно поговорил с Окуджавой, и Булат из моей жизни исчез. Он избегал меня до конца своих дней. Даже не представляю, что Чардынин ему сказал. После института мы с Лешкой поженились. И очень быстро развелись. Леша вообще какой-то невезучий. Профессионально реализовался совсем не так, как мог бы. Он ведь был невероятно талантливым оператором.
