Никогда ни до ни после я не пела так красиво и вдохновенно. Звуки, отражаясь от кафельных стен, создавали прекрасную акустику. Вокруг собрался весь медперсонал с вопросом: «Ты что, артистка?» От страха я перепела весь свой репертуар: на русском, французском, румынском. Все, что знала: арии из опер, народные песни, романсы. А ребенок все не появлялся на свет. Пожилая бабуля-акушерка периодически призывала: «Давайте резать! Чего ждать?» Меня отстояли молодые врачи: нет, подождем! Давай сама! Вспоминаю их с благодарностью до сих пор.
Роддом считался экспериментальным, потому что детей у рожениц не отбирали. Мою девочку тоже отдали мне почти сразу. Помню носик-кнопочку и безмятежное сопение. Двадцать второго ноября в палате стоял собачий холод, плюс шестнадцать градусов. Из окна сильно дуло. Мы лежали вместе с детьми. Один ребенок все время плакал, даже не плакал, а скрипел как несмазанная дверь, а Лянка спала сладким сном.
Георге долго искали по всему общежитию, чтобы сообщить: у него родилась дочь. Отцовский инстинкт в нем так и не пробудился. Грустно, без энтузиазма забирал нас домой.
Ближе к зиме его накрыл очередной кризис. Он мне тогда сказал:
— Все, отпусти меня!
— Как отпусти?! Давай доучимся, немного осталось.
— Нет, не хочу.
— А что ты будешь делать?
— Буду работать проводником, пятнадцать дней в рейсе, пятнадцать дней отдыхаю.
— Слушай, а как же я?!
— Ты оставайся.
— А ребенок?
— Ну давай отвезем его к моей маме в деревню.
Я сказала:
— Нет!
В феврале он уехал на каникулы и больше не вернулся. Педагоги измучили меня вопросами: где он, когда приедет? Мне нечего было им ответить. История повторилась. Грыу бросил и этот институт. Он постоянно что-то бросал. Я не знаю человека, кому было бы дано в жизни больше шансов, чем ему. Вытворял такое, после чего другому было бы просто никогда не подняться. Его же поднимали, отряхивали, снова утверждали на главную роль! Георге писал хорошие стихи, их набралось на целую книгу. Ему предложили: давай мы ее издадим. Вместо этого он собрал свои рукописи, все порвал и спустил в унитаз.
Когда после каникул не вернулся на занятия, ко мне подошла девушка с другого курса. Оказалось, он не только изменял мне с ней, но и занял у нее деньги, которые она попросила меня вернуть. Я взглянула на нее с удивлением: «У меня нет денег!» Моя наивность не знала границ. Может, именно она меня и уберегла от роковых шагов. Помню, как я стирала пеленки, сбивая пальцы в кровь, как не удержала ванночку и она перевернулась, залив водой всю комнату, как рыдала, уткнувшись в теплое детское тельце.
Ребята-соседи помогали как могли. Педагоги предлагали взять академический отпуск или отправить ребенка к родителям, но я не соглашалась. Однажды попросила посидеть с Лянкой знакомого студента. Пока она спала, хотела сбегать на занятия. Парень согласился. Через час вбегаю в комнату: окно распахнуто, снег летит, ребенок плачет-заливается, рядом никого. Боже, это было ужасное время!
— Неужели родители не помогали?
— Помогали. Киевский вокзал знаю вдоль и поперек до сих пор. Сколько посылок было получено, сколько коробок перетаскано. Очень они меня поддержали, мои родители.
Летом, когда мы играли дипломный спектакль «Безымянная звезда», в общежитии вдруг снова возник Георге. Видимо, ему было некуда деваться. А у меня экзамены! Он появился обритым наголо, потому что до этого отсидел пятнадцать суток. Выдрал какие-то розы с клумбы и пришел. Я поинтересовалась, что он тут забыл. В ответ скинул с себя одежду и чуть меня не изнасиловал. Я вырвалась, убежала, пряталась у друзей, боялась выйти, не знала, что делать, а он голым разгуливал по коридору, искал меня. Да, это был эпичный позор! От злости разнес мою комнату, разбросал одежду из собранного уже чемодана, вышвырнул в окно взятый напрокат телевизор. Как только никого не убил?!
