С другой стороны, я заметил: чем крупнее художник, чем он значимее, тем меньше в нем понтов. Я прилетел, персональная ассистентка сразу повела знакомиться с режиссером. Шли до площадки минут десять. Мой внутренний голос раздвоился. Один говорил: «Веди себя спокойно, достойно, без истерики», а второй кричал «Сейчас ты увидишь самого Стивена Спилберга! Как круто!» И вот приходим, ассистентка представила: «Это мистер Горевой». Такое впечатление, что он только меня и ждал: «Майкл, привет! Ну как ты? Как долетел?» На площадке была перестановка, Спилберг взял меня под локоток, но мы не пошли в его трейлер, он просто отвел в сторонку, как сделал бы Дима Певцов или Миша Ефремов. Стал рассказывать о себе, что его семья происходит из маленького еврейского местечка под Одессой. Говорит и при этом очень внимательно вглядывается в мое лицо, потом зовет гримершу: «Хельга, здесь надо убрать неровность». Он вроде бы ни о чем не допытывается, при этом каким-то образом внедряется в меня, и это, черт побери, приятно. Создается ощущение, что мы одной крови, как будто некий прибор, работающий внутри Спилберга, распознает своего.
Я провел с ним две недели в Берлине, снимался и ни разу не слышал, чтобы он на кого-то орал или ругался. За ним постоянно ходит ассистентка, которая отвечает за сценарий, а это не маленькая книжечка, как у нас, а огромный альбом с картинками и режиссерскими пометками. И вот сидим мы с Хэнксом за столом, бросаем друг другу реплики, а Спилберг наблюдает за процессом из-за камеры, периодически подходит, чтобы высказать замечания, и вдруг понимает, что ассистентка куда-то отлучилась. Он поначалу не обратил на это внимания, но когда такое случилось в третий раз... Где текст? Нет! Он сказал: «Магда, когда в следующий раз увидишь, что я встаю со стула, сразу беги за мной, чтобы я тебя больше не искал». Это было самое резкое замечание, что я услышал от Спилберга. При этом он невероятно страстный — если вместе с оператором Янушем Камински расставляет кадр, практически танцует с камерой.
Я отдельно прилетал на пробы грима и костюма, провел за этим занятием целый день. Мне предложили множество вариантов брюк, столько же пиджаков, шляп, шарфов. Переодевался и думал: зачем так много? Но меня одевали в очередной костюм, снимали на айфон и отправляли фото Спилбергу — и так двадцать раз. Мне уж и его стало жалко: господи, зануды, оставьте Стивена в покое! Но приказывал себе: не жужжи, работай, ведь именно так получаются шедевры.
То же самое произошло с Хэнксом. Он попросил у меня репетицию: «Слушай, у нас с тобой завтра большая трудная сцена, а я не весь текст знаю, не мог бы ты со мной порепетировать?» Я обалдел. Приехал к нему в гостиницу после съемочного дня, и мы несколько часов репетировали. А еще они умеют так искренне радоваться твоей удаче, так кайфуют, когда получилось! Снимаем эпизод обмена разведчиками на мосту. Я стою с русской стороны, Том — с американской. Снимают меня, его видно не будет. У каждого из нас дублер: есть человек, похожий на Хэнкса, в такой же одежде. И я без Тома обойдусь, произнесу свои реплики. Но нет, он выходит и подает их мне. Он — небожитель, дважды оскаровский лауреат — стоит в шапке, потому что холодно, да еще бумажный снег, черт бы его побрал, забивает рот и не тает, приходится постоянно отплевываться, но Хэнкс не уходит. Я отработал, он поднимает большой палец! Они не стесняются говорить комплименты, радоваться чужому успеху. И это не наигранно, меня трудно обмануть — хорошо чувствую фальшь.
