Он непрерывно боялся. Перед тем как уйти, долго вглядывался в прорези жалюзи. Вдруг его появления ждут, и как только он выйдет, защелкает фотокамера, уличая его в компрометирующей связи? Заходя ко мне в подъезд, не включал свет, в ресторан пригласил всего лишь раз — на первое свидание...
— Нет, нет и нет! Не надо меня уговаривать! Моя дочь не будет манекенщицей! Это все твое воспитание! — кричал отец маме. — Хватит!!! Я не хочу больше об этом слышать!
— Да ты нормально разговаривать разучился! — вылетела я из своей комнаты. — Привык распоряжения отдавать, аппаратчик несчастный!
Папа руководил главком в Министерстве химической промышленности СССР и мечтал вырастить из дочери нечто стоящее. Сначала он намеревался сделать из меня великую балерину, поэтому в пятилетнем возрасте мама привела меня в Большой театр. Я сопротивлялась и пронзительно кричала: «Не хочу выворачивать руки и ноги!» Тем не менее меня осмотрели, сказали — девочка хорошая. Попросили: «Сделай ручки так». А я делаю наперекосяк. Приговор прозвучал тут же: у нее совершенно нет координации!
Пришли домой, папа возмущается: чтобы его ребенка — и не взяли?!
— Сказали, нет координации, — отвечает мама.
— Что?! Наташенька, подойди сюда.
Дома я сделала все как надо.
— Ах вот оно что! Она просто не хочет заниматься балетом!
Тогда меня записали в секцию фигурного катания. Закрытых стадионов раньше не было, занятия проходили на открытом катке. А мне всю жизнь холодно. Я сделаю «восьмерку» (причем другие дети мучаются, а у меня сразу получается) и говорю: «Замерзла, устала, кушать хочу!» Ела я всегда плохо, но тут аппетит прорезался отменный. Вместо того чтобы кататься, шла за пирожками в теплушку. Съем два и опять за свое: «Я устала!»
Единственное, что нравилось в фигурном катании, — носить коньки через плечо. «Девочка способная, — сказали маме, — но ленивая до потери пульса». Пришлось забрать меня с катка.
Определили в секцию спортивной гимнастики. Коронным моим номером был прыжок через коня, при соскоке стояла как вкопанная. Бревна я боялась, а остальные снаряды просто не интересовали. Пришлось поставить крест и на гимнастике. На этом амбиции родителей закончились. У меня же их никогда и не было.
Друзей я заводила тоже без учета статуса семьи. Родители их не подбирали, но всегда были рядом — на случай, если вдруг что-то пойдет не так. Общалась и с детьми высокопоставленных ответственных работников, и с хулиганами. Я была в пятом классе, когда в меня влюбился Голубев из седьмого, наводивший трепет и ужас на весь район. С таким покровителем могла без страха гулять хоть среди ночи. Потом он угодил в колонию для несовершеннолетних, и я получала письма, сложенные треугольниками. Кстати, у меня до сих пор осталась страсть к сленгу. Почти в каждой моей поэтической книжке есть стихотворение о блатном мире, хотя из всех его представителей была знакома только с Голубевым. И то неизвестно, чем он закончил, весьма возможно, сейчас уважаемый и состоятельный человек — таких примеров не счесть.
