— А давай я тебя пристрою преподавать в художественное училище, — предложил он.
С училищем не сложилось. Но я успел нарисовать для него несколько десятков работ, с которыми меня стали приглашать разные музеи. Там нужны были новые экспозиции. Я организовал крупную выставку в Новосибирском университете, она называлась «Сибирская культура — связь времен», была посвящена сибирским шаманам и представляла собой синтез современной живописи и древней культуры. Об этом событии писали все местные газеты. Народу было — не протолкнуться. Весь свет Новосибирска. И вдруг неожиданно звонок от Светы. Она просила, чтобы дал выступить Поле. Я удивился. На выставке — с черепами древних людей, старинными камнями с рисунками, которые я привез из экспедиции в Туву, и моими картинами — зачем им это? У них ведь большие концерты.
У Поли был конкурент за выступление на этой выставке перед местным бомондом — Саша Кувшинов. Он ходил в белом кимоно и загадочно стучал в огромный медный гонг, издавал свои собственные переводы Лао-цзы и называл свою медитативную музыку «Тихим театром». Мы были знакомы еще по ленинградским мастерским. На этот раз Саша появился за пару дней до выставки и попросился там выступить. Он уверял, что его выход будет в тему: Кувшинов собирался представлять публике что-то сугубо «древнекультурное».
«Послушай, — сказал я, — выставка-то про шаманизм, а ты ведь не шаман». Он тут же спросил, как стать шаманом. Я дал ему почитать книгу Измаила Гемуева, о котором уже упоминал. Измаил, кроме того что любил застольные песни, писал серьезные труды, в том числе и про шаманов. Кувшинов книгу прочел и на следующий день пришел снова. Сообщил, что «сделал все как надо»: перекрасил кимоно в черный цвет и нашил бахрому, как у Чингачгука из фильмов про индейцев.
— Но у тебя нет духов-помощников, — заметил я Саше.
— А где их берут?
— Возьми медные монеты, проделай дырочки и пришей на кимоно. Чем больше, тем лучше.
Я надеялся, что с таким заданием Саша не справится и у меня будет предлог отказать. Но он явился вновь, звеня монетками как кольчугой, похожий теперь на Чингачгука и цыганку-гадалку одновременно. Делать было нечего, пришлось разрешить ему выступить. Но я предупредил: «Только немного, вначале — для атмосферы».
Он обещал, но обманул — не сдержался! Лупил в свой гонг и рычал. Вошел в образ! Гости — журналисты, академики, финансисты и чиновники — жались к стенам, но смотрели с большим интересом. Я не знал, как прекратить этот концерт.
Чуть поодаль были накрыты столы для банкета — предполагалось провести его после торжественной части. Но пока Кувшинов ревел, отрабатывая новый образ, зашли несколько десятков студентов и с порога набросились на угощение. Я подумал: пусть ребята поедят, с нас не убудет. Но тут возникла Света, выгнала студентов, затем так же быстро без лишних слов подвинула Кувшинова и выпустила Полю. Пока публика не очнулась. «Ой, да не вечер, да не вечер, мне малым-мало спалось...» — затянула та.
Народ потянулся к столам отмечать. И только один Измаил Гемуев остался стоять посреди зала потрясенный. Он вспомнил девочку, которая играла, пока он пел в соседней комнате...
