А после того самого концерта в Москве начался шум, что есть такая группа «Браво», которая играет в стиле new wave, и у них девчонка-солистка. Начали поступать предложения от разных организаторов — люди поняли, что на нас можно заработать. Мы отыграли еще три-четыре концерта, а потом в родном ДК Мосэнерготехпрома нас всех и арестовали. «Люди в штатском» присутствовали на наших первых выступлениях всегда, но до этого дня мы отделывались объяснительными записками от директора ДК и от меня. А тут все закрутилось как в кино. Был полный зал, мы играли, в какой-то момент выломали двери и в ДК ворвалось много милиционеров. Нас, музыкантов, загнали в комнату с аппаратурой, публике через мегафоны запрещали расходиться...
Потом было ОВД Бескудниково и объяснительные: как мы вообще попали в этот ДК, откуда билеты и прочее. Больше всех недоумевал механик. У нас не было полноценной программы на часовой концерт, и оставшееся время заполняли короткометражными фильмами, один, как сейчас помню, был с Гребенщиковым — «Иванов», второй — «Шесть писем о бите». И механику дали литр, чтобы он крутил кино. Когда налетела милиция, литр он уже успел употребить, поэтому долго не мог понять, что вообще происходит. Зрители сначала смеялись, а потом притихли — поняли, что дело принимает серьезный оборот. Нам светила статья «Частнопредпринимательская деятельность» номер сто какой-то, от трех до пяти лет.
На следующий день вызвали на Петровку, 38, и стало совсем не до шуток. Это означало, что за нас решили взяться всерьез. Сейчас даже поверить сложно, что под раздачу попала группа, которая пела про желтые ботинки и каких-то кошек! Следователь, который занимался схожим делом группы «Воскресение», к тому времени ее лидер Алексей Романов был в тюрьме, говорил мне: «У нас уже сидит один музыкант, и есть шанс создать вам вместе с ним ансамбль».
Больше всего мне было неудобно перед родителями Марины. Тесть по-мужски чаще относился лояльно. А перед Аллой Борисовной, так звали мою тещу, было особенно стыдно, потому что она пребывала в режиме ожидания чего-то хорошего и полного непонимания многого из того, что происходило с ее зятем. Жил я, бедный студент, у них. Новую электрическую гитару мы купили, ухнув все деньги, которые нам с Мариной подарили на свадьбу, что-то около полутора тысяч рублей, огромную по тем временам сумму! Все произошло до злополучного концерта, и за этот царский подарок я торжественно поклялся хорошо учиться и как минимум вовремя сдать сессию. У меня до сих пор хранится бумага с грозной шапкой Петровки, адресованная ректору МИИТа. Естественно, институт ответил, что студент Хавтан редкий разгильдяй с кучей хвостов (что так и было), а уж если к нему есть ваш достойный интерес, он нам больше и вовсе не нужен. Марина на ковер к ректору героически пошла со мной, надеялась, что ее присутствие как-то мне поможет. Но «история болезни пациента» была внушительной, и из института меня исключили.
