Подошла к Леше, села рядом. Он улыбнулся своей чудесной улыбкой, и меня вдруг потянуло к нему с немыслимой силой. Предложила: «Потанцуем?» Алеша не стал озираться по сторонам, давая понять, что танцевать в холле не принято, не сослался на усталость, а просто встал и подал мне руку. Невозможно описать, что я ощутила в этот момент, хотя наш танец длился полминуты, не больше.
Ночью не спала, безуспешно пытаясь самой себе ответить на вопрос «Что это было?» Повторяла словно заклинание: «Я люблю Андрея. Это случилось потому, что мы поссорились. А Леша — приятель. Только приятель, все пройдет...»
Действительно прошло — так мне, во всяком случае, показалось. Мы стали общаться. У Алеши есть талант — он умеет слушать и слышать другого человека.
Неожиданно для себя самой я рассказала ему о нас с Андреем: «Иногда кажется, что мы душим друг друга своей любовью. Радости почти не осталось. Не можем просто сесть и поговорить — сразу начинаются упреки. Выбраться из этого можно только вместе, но чтобы объединиться, нам не хватает ни сил, ни терпения».
Я видела, что Алеша мне сочувствует, и все говорила-говорила, никак не могла остановиться. Впервые встретила столь понимающего слушателя. «Порой бывает так тяжело, что жить не хочется. После одной ссоры позвонила маме и сказала: «Мне кажется, скоро меня не будет...» И это не было рисовкой или попыткой вызвать жалость. Просто констатация факта. Я даже не подумала о том, что почувствовала мама, услышав такое. Увязла в своих переживаниях с головой, все остальное меня просто не интересовало.
Сейчас понемногу выкарабкиваюсь из депрессии, но это потому, что есть отдушина — наш мюзикл, все вы, с которыми так легко, весело, беззаботно. А что будет завтра?..»
После этого разговора мы подружились с Лешей. А потом случилось забавное совпадение. Авербух предложил фотосессию в журнале LЁD Беседину, Полищуку и мне.
Что наша троица творила на съемках, словами не передать! Мы придумывали комические сюжеты для снимков: строили живые пирамиды, корчили рожи. И хохотали до слез. Было так хорошо! Я совсем по-другому стала смотреть даже на отношения с Андреем. Показалось, что все еще наладится. Мечтала поскорее увидеть его.
В Москву вернулась счастливая. Меня накрыло волной любви к Чадову, хотела каждую секунду быть рядом, прикасаться, слышать его голос. Ждала, что и Андрей ответит тем же. Не дождалась. Мы опять поссорились. Но пыталась бороться за нас, за наши чувства. Уезжая на очередное представление мюзикла, призналась: «Еще не уехала, а уже скучаю по тебе...»
На обратной дороге набрала номер Андрея, хотела сказать, что по-прежнему люблю его, считаю минуты до встречи. Но разговор практически сразу зашел в тупик. Мы начали ругаться. Слово за слово, и наконец не выдержав, я выкрикнула в трубку: «Все, больше не могу! Это конец!»
Нажав «отбой», разрыдалась. Девчонки-фигуристки тут же бросились успокаивать, предлагали наперебой: — Поехали ночевать ко мне!
— Лучше ко мне!
Это ближе. Выспишься, а что делать дальше — решишь утром.
Алексей сидел рядом и молчал. Только когда автобус съехал с МКАДа, тихо сказал: «Перестань плакать, успокойся. И поехали к нам с Володей. Посидим, поговорим».
На время гастролей по России Беседин и Полищук вместе снимали квартиру: в Москве они бывали наездами — гастролируют по всему миру.
Я поехала. И осталась.
Первые три месяца было очень тяжело и мне, и Алеше. То, что я испытывала, можно сравнить с наркотической ломкой. Во всяком случае, так это показывают в кино. Алексею пришлось выступать в роли родственника наркомана, решившего излечиться.
