Она то в агрессию впадала, то, наоборот, в прострацию, не могла найти опору, не знала, куда себя деть. Работы не было, семья разваливалась.
Я не исключаю, что Лиля знала о романе мужа с юной Ирой Цывиной, хоть Евстигнеев его и не афишировал. Он берег жену, никогда ни в чем не упрекал. Не знаю, может, они и ссорились, но при мне Евгений Александрович обращался с Лилей очень нежно.
Она умерла летом 1986 года. Я была в отпуске на Волге и узнала об этом от Ефремова. Куда бы ни уезжала, звонила ему почти каждый день. Однажды он мне сказал, что Лили больше нет и ее смерть вызывает много вопросов. Евгений Александрович выждал какое-то время, а потом перестал скрывать отношения с Цывиной, она переехала к нему.
Ефремов никогда Евстигнееву об этом не говорил, но считал его виноватым в смерти Лили...
А я сочувствовала Евгению Александровичу. Лилю было жалко, конечно, но своей смертью она, как это ни горько, освободила и мужа, и дочку. В последнее время у Евстигнеевых была не жизнь, а мучение. Маше приходилось легче, чем отцу, она, судя по всему, на Суворовском появлялась не часто. Никогда не забуду, как в детстве она выгоняла гостей: «Уходите, не хочу, чтобы вы тут выпивали! Маме опять будет плохо!»
Во МХАТе пили многие и всерьез. О том, что пьет Ефремов, я узнала еще в Школе-студии. Монюков как-то при мне обсуждал со Станицыным, что Олега Николаевича опять нет на работе, он «не в форме». В Художественном театре трезвость никогда не была нормой жизни.
Ефремов периодически отправлялся в «путешествия», как очень образно и точно назвал периоды, когда он выпивал, Анатолий Смелянский, но в нужный момент «возвращался» с новыми силами и идеями. Алкоголиком он не был. Люди, страдающие алкоголизмом, не в состоянии себя контролировать, а Олег Николаевич мог вообще не пить или пить очень умеренно. Все зависело от ситуации. Когда он был спокоен и весел, то не особенно нуждался в выпивке. Но если Ефремова загоняли в угол, он, чтобы вывернуться и «отсидеться», хватался за бутылку и линял с работы. По моим наблюдениям, его «путешествия» были связаны только с театром.
В советское время ни один из его спектаклей не выходил без изнурительного боя с цензурой. Помню, Олег Николаевич ставил пьесу Михаила Шатрова «Так победим!» Мхатовцы называли ее «Так поедим!»
Ефремов долго не мог сдать постановку, в результате пришлось даже приглашать в театр самого Брежнева, получать его «добро».
Наконец нервы у Олега Николаевича не выдержали: «Все, больше не могу! Едем в Ялту! Хотя бы на три дня!» В кабинете в момент этого заявления кроме меня находились Калягин и режиссеры Роза Сирота и Леонид Монастырский. Мужики тут же позвонили в аэропорт, заказали четыре билета (себе и мне) и открыли бутылку водки. Мне ехать не хотелось. Через пару дней надо было играть спектакль, в то, что мы к этому времени вернемся в Москву, я не верила, гулянье уже шло полным ходом. Но Олег Николаевич сказал как отрезал: «Ты летишь со мной!» Приехало такси. Уже садясь в машину, я полезла в сумку и обнаружила, что у меня нет с собой паспорта.
Обрадовалась — нашлась причина остаться. Олег Николаевич расстроился.
Иногда он любил испытывать. Требовал: «Если любишь, поедешь со мной!» И неважно, сколько времени и куда надо ехать. Однажды вместе с Леней Монастырским потащил к какому-то знакомому за сто километров от Москвы, заставил сидеть за столом до поздней ночи. Я вернулась домой под утро. Муж не стал докапываться. Мы еще жили вместе, но дело шло к разводу. И не Ефремов стал его причиной. Наш брак просто себя исчерпал.
Олег Николаевич предлагал сойтись, переехать к нему. Я долго колебалась, не говорила ни «да», ни «нет». Даже повесила у него в шкафу пару блузок, а потом их забрала. Подумала, что лучше все оставить как есть...
