Мама моя спасительница. Только благодаря ей и заводскому драмкружку, куда она же меня и привела, я не пошел по кривой дорожке. Половина моих одноклассников по окончании школы тут же села. Я единственный попал в институт. Да еще в театральный! В столицу подался вместе с двумя ребятами из студии, так что страшно не было. Как принято, записались на прослушивание во все театральные училища. Но в Школе-студии МХАТ актер, режиссер и педагог Василий Петрович Марков, увидев меня на первом туре, с ходу принял решение: «Мы вас берем». Я не стал искать от добра добра. И не ошибся: на втором курсе к нам пришли преподавать прекрасные актеры, бывшие выпускники Школы-студии МХАТ — Алла Покровская и Андрей Мягков. Алла Борисовна позже сосватала меня в «Современник», она вообще много мною занималась — хвалила, направляла.
Когда перешли на третий курс, Анатолий Васильевич Эфрос начал ставить во МХАТе «Эшелон» Михаила Рощина.
На роли двух школьников исполнителей искали среди студентов Школы-студии и взяли меня. Каждая репетиция гениального режиссера превращалась в мастер-класс. Я не мог это пропустить и даже если не был занят, отмечался в институте на лекциях и нырял в переход, соединявший наше здание с театром. На сцене была установлена декорация вагона с деревянными нарами. Тихонечко на них ложился, замирал и три часа, в течение которых шла репетиция, боясь шевельнуться, внимал наставлениям Эфроса исполнителям главных ролей Ирине Мирошниченко, Ирине Акуловой, Славе Невинному, Евгению Евстигнееву. В тот день, когда он репетировал со мной, был на седьмом небе от счастья и ужаса одновременно.
Эфрос не сделал ни одного замечания! Спустя годы я рассказал об этом ассистенту Анатолия Васильевича Володе Портнову, он очень удивился: «Не верю, быть такого не может!» Скорее всего, Эфросу было просто не до меня с моей маленькой ролью, хватало других проблем с постановкой, но я тогда раздувался от гордости: великий режиссер доволен моей игрой!
«Эшелон» играли во МХАТе два года, я сидел в гримерке самого Качалова, даже ездил на гастроли. Тогдашний руководитель Художественного театра Олег Ефремов набрал в Школе-студии режиссерский курс, его студенты задействовали нас в своих постановках. Так что я постоянно был у Ефремова на глазах. Когда до выпуска оставалось несколько месяцев, Олег Николаевич пригласил меня в кафе напротив театра, которое служители Мельпомены окрестили «Артистик».
Сидели, выпивали, Ефремов звал в труппу, рисовал заманчивые перспективы. Я мялся, обещал подумать и все-таки во МХАТ не пошел. Наверное, сработала интуиция: трое моих однокурсников, влившихся в легендарную труппу, благополучно там сгинули в безвестности. Пробиться дебютанту во МХАТе, где собралось невероятное количество звезд, было практически нереально.
Долго потом мучился, считая, что Ефремов на меня обиделся. Но однажды Нина Михайловна Дорошина, с которой мы работали в «Современнике», затащила Олега Николаевича на наш аншлаговый спектакль «Мурлин Мурло»: у нее когда-то были близкие отношения с мастером, со временем они переросли в настоящую дружбу.
Я занервничал, узнав, что в зале сам Ефремов. Ведь герой, которого я играл, был «голубой». Не в смысле гей, а слишком уж положительный, не живой человек, а какой-то ангел бестелесный. Актеру в таком персонаже не за что зацепиться, это всегда вызов его способностям.
После спектакля Олег Николаевич буквально на минуту заскочил к нам в гримерку, обнял мою жену Лену Яковлеву (он ее обожал и постоянно звал во МХАТ), пожал руку мне. Я с напряжением ждал, что Ефремов что-нибудь скажет про спектакль, но он тут же исчез, опаздывал куда-то. Чуть позже прибежала Дорошина, которая его провожала: «Валера, Олег очень всеми доволен. Мне, говорит, особенно понравилось, как Шальных выбрался из трудного положения, сумел сделать интересным никакого персонажа, придал ему лицо». Я очень дорожу этой оценкой.
