Очень хорошо помню то утро: я подошел к театру, где прослужил тридцать с лишним лет, и вдруг поймал себя на мысли, что не хочу туда идти. Поднялся в гримерку, сел перед зеркалом: «Ну, Валерка, что делать будем? — и сам себе ответил: — Уходить. Мне здесь плохо без Лены».
Я долго считал «Современник» своим домом, но, строго говоря, дом у человека должен быть один. Если повезло, он там, где его семья, любимый человек, а мне уж точно повезло.
Моя жена Елена Яковлева тогда покинула наш театр. И стоило представить, что больше не встречу ее в коридоре, что не посидим вместе в актерском буфете, не перекинемся парой фраз перед спектаклем — такая тоска наваливалась.
Поднялся в дирекцию, попросил у секретарши лист бумаги и написал заявление об уходе. Потом сбежал по лестнице и выскочил на улицу. Когда садился в машину, тучки, заволакивавшие небо, рассеялись. Луч солнца скользнул по капоту и ударил прямо в глаза. Так закончился огромный кусок моей жизни, связанный с «Современником».
Здесь я сыграл в «Вишневом саде» и «Ревизоре», «Бесах», «Пигмалионе» и «Мурлин Мурло» — всего наберется с полсотни ролей в сорока спектаклях. Здесь получил звание народного артиста.
Театр всегда был у меня на первом месте. Ради него отказывался от многих съемок. Еще шестилетним пацаном мечтал не о кино, а именно о сцене. Она влекла неудержимо, заставляя печальную прозу жизни отступать на второй план.
Детство свое в Свердловске несчастным не назову, но тяжелым — это точно. Жили мы с мамой Александрой Ивановной, рабочей на номерном заводе (их тогда называли «почтовыми ящиками»), в жуткой бедности. Отца помню плохо. Самое яркое воспоминание — как мальчишкой несу ему передачку в ЛТП. В советские времена алкоголиков реабилитировали в лечебно-трудовых профилакториях, считали, что труд лечит. Но на отца эта метода не подействовала. Мне было восемь, когда он навсегда исчез из нашей жизни. Что с ним сталось — не знаю. Не объявился, даже когда я стал артистом.
Видно, кино и театр не входили в сферу его интересов.
А мамочка, моя Шура, меня на сцене видела и очень гордилась успехами сына. Она у меня была замечательная: деликатная, отзывчивая. Когда забрал ее из Свердловска в Москву, мама категорически отказалась селиться с нами в крошечной «двушке», не захотела стеснять. И четыре года прожила в актерском содоме — общежитии «Современника», пока мы, наконец, не смогли купить ей квартиру. Соседи маму обожали: Шура помогала всем. Она подняла обоих моих детей — и Катю, и Дениса. Последние годы жила с нами на подмосковной даче, что-то сажала, полола, ухаживала за тремя собаками, в общем, совсем не могла сидеть без дела. Год назад нашей Шурочки не стало. Никак не привыкну, что ее нет...
