Мы с Юрой как-то сразу решили, что в этой «криминальной» суете участия принимать не будем, а потому ходили в рестораны, тратя на них практически все командировочные. И к окончанию гастролей Никулин уже по-настоящему страдал от отсутствия простой домашней еды.
Зарабатывая на артистах серьезные деньги, руководство Госцирка не отличалось щедростью при оплате транспорта и отелей. Юру спартанские условия не напрягали, а я однажды сорвалась. Это было на гастролях в Австралии. Вошла в отведенный нам с мужем номер — и настроение упало: крошечная комната, освещенная только тусклым ночником, простыни сырые. Принялась возмущаться:
— Ты народный артист, а тебя селят в такой паршивый номер!
Надо потребовать, чтобы поменяли!
Юра слушал-слушал мои стенания, а потом спокойно так ответил, немного перефразировав Окуджаву:
— Тань, а ведь пряников сладких всегда не хватает на всех...
И я тут же заткнулась. Молча стала разбирать чемодан. А утром проснулась, открыла жалюзи — и ахнула. Из огромного, выходящего на залив окна можно, перешагнув через низкий подоконник, ступить прямо на залитый солнцем белоснежный песок. Оглянувшись, обнаружила, что номер не такой уж маленький и совсем не мрачный, а простыни давно высохли...
Больше я подобных разговоров — в каких бы условиях ни приходилось жить — не заводила. А вот с манерой мужа одеваться «чтобы только удобно было» боролась на протяжении всех лет.
Единственное, чего добилась, — чтобы каждый день надевал чистую рубашку. А в остальном... Комфортными для Юры были ботинки без шнурков, объемные джемперы и мешковатые брюки. Бывало, наутюжу стрелки так, что порезаться можно, а через пять минут штаны уже мятые как не знаю что! Начинаю ворчать:
— Ну нельзя же так! Я полчаса потратила, чтобы их отгладить!
— Да не переживай, Тань. Все хорошо — они просто обмялись по фигуре, а она у меня, сама знаешь, оригинальная.
Это определение никулинскому телосложению дал старый портной-еврей из Риги, на которого нас вывел Эмиль Теодорович Кио. Когда мы с Юрой пришли к мастеру, я сказала: — Видите, какой он: сутулый, долговязый, из-за сломанной и неправильно сросшейся ключицы одно плечо выше другого.
Задача у вас будет не из легких.
Портной, слушая меня, кивал, а потом успокаивающе произнес:
— Ничего, ничего. Просто у него фигурка оригинальная.
К семидесятипятилетнему юбилею цирк подарил Юре два роскошных костюма. Черный и белый. Мужу они очень нравились. Подойдет к шкафу, откроет: «Хорошие костюмы. Просто замечательные!» — и облачается во что-нибудь старое, комфортное.
В белом костюме, который при жизни он надел всего раз или два, мы Юру похоронили...
Рассказывая о военном детстве, я обещала поведать о «втором подвиге Татьяны Никулиной». Это было на третьем году нашей супружеской жизни. На правом боку у Юры вырос жировик. Я уговаривала: «Нужно его удалить, операция пустяковая».
Юра вроде бы и не противился походу к врачам, но постоянно его откладывал. Сдвинуть дело с мертвой точки помог «косметический» аргумент: «Ты выступаешь на арене в обтягивающих майках — жировик очень выделяется, его видят зрители даже на задних рядах».
И Никулин, который всегда говорил, что клоун не имеет права вызывать жалость, стал собираться в больницу. Забегая вперед, скажу: именно из-за этой своей установки Юра, пока работал клоуном, регулярно красил волосы. В Союзе хорошей краски не было — привозили из-за границы, и процедуру маскировки седины он проводил сам.
Операцию сделали в Ново-Екатерининской больнице.
