Говорил Самохиной: «Надо, чтобы ты появлялась на экране — и зал дымился, в мужской его части».
Анька — это море обворожительности, но я решил все-таки проверить, как мужское поголовье будет на нее реагировать. И повел Самохину на день рождения Юры Куклачева. В цирке мужиков настоящих полно и баб роскошных рядом тоже. Но как они Аньку увидели, она еще и танцевать начала, просто все с ума спятили. Я понял: стопроцентное попадание! Потом еще день рождения у Ани был в Ялте во время съемок, думал, что мужики порежут просто друг друга из-за нее.
Помню, порекомендовал Самохину Каре в картину «Воры в законе».
Юра мне звонит:
— На пленке она получается фигово.
Говорю:
— Кара, сейчас загримирую как надо и пришлю к тебе.
Я как художник понимал, о чем идет речь, знал некоторые особенности ее внешности. У Ани была очень тонкая и низкая переносица, поэтому при неправильном гриме получался нависший лобик и глубоко спрятанные глаза. Поскольку я не гример и не умею рисовать через зеркало, Анька встала на колени, я зажал ее мордочку коленями и нарисовал все, что нужно для камеры. И Самохину утвердили.
Упреждая возможное любопытство, говорю: ничего, кроме теплых отношений, у нас с Аней не было.
Могло, но не случилось. Потому что случился роман длиною в жизнь с Надирой Мирзаевой — дебют ее состоялся-таки. А у Ани, к слову, тогда же начался роман с Арнисом Лицитисом.
С Гайде было так. Прилетел я после нашего волнующего прощания с Надиркой в Ригу, съемки уже начались, а актрисы на роль наложницы Монте-Кристо все нет, более двухсот девиц попробовал на эту роль. Таня Чернова, второй режиссер на картине, на общем собрании группы заявляет:
— Хватит! Ты всех замучил. Есть такая девочка, которая сделает честь голливудскому кино.
Группа аплодирует: Георгий Эмильевич, умоляем. Я пристально взглянул на жену.
— Таня, запомни эту минуту, ты сама этого хотела. Вызывай!
Надирка прилетела, вспыхнул роман, и-и-и... мы уже тридцать лет вместе!
Конечно, все было не так просто. У нее в Ташкенте жених имелся, когда она дома призналась, что полюбила, он ей угрожал расправой — такие вот страсти. Потом отец ее ко мне пришел. Забавно, открываю дверь — Надирка стоит, только с усами и постарше, говорит:
— Прошу вас, дождитесь, пока сама не уйдет, она вас безумно любит, не справится, если бросите.
— Можете мне не поверить, но я женюсь на ней, жить без нее не смогу, — ответил я.
Тане сразу после съемок все сказал, она травиться пыталась, слава богу, я вовремя рядом оказался.
Потом поехал с ней в Канаду, она языка не знала, познакомил с кем надо, организовывал там ее жизнь, устраивал на работу. Оставил карточку кредитную с приличным счетом: мол, пусть у тебя полежит, буду приезжать, пользоваться — иначе бы не взяла, она девка гордая. Только потом развелся. Таню все мои друзья-мушкетеры обожали, до сих пор вспоминают. Поэтому Надирка прошла через тернии, прежде чем сумела перестроить и расположить их к себе, — ей было нелегко. Да еще я после смерти мамы пить снова начал, сильнее прежнего — это мрак был. Достался ей последний и мучительный запой длиною в год, из которого она меня тянула на своих плечиках. И вот такому, вусмерть пьяному, она сказала, что хочет от меня ребенка. Отрезвила этим навсегда.
И родила мне Нинку, в которую влюбился с первого взгляда так, как не любил никогда.
Она не похожа была на новорожденную, сморщенную и красненькую — беленькая, с прекрасными ясными глазками в черных ресничках. У меня мозоли на коленках образовались, потому что все время около ее кроватки стоял, читал ей Блока, Надсона, Вертинского. Про Надиру и говорить нечего, она — жена и мать от Бога. Прямо как моя мама — уникальная, фантастическая. Мудра как змея и проста как голубица. Красота ее не только в формах и образе, она сияет изнутри как звезда. Вот за что мне такие подарки?
Не знаю, в какой момент я понял — кто автор всех чудес и подарков. Сейчас мне кажется, что подспудно знал Его всегда. Помню, что еще тогда, лежа в гипсе, глядя на старинную икону со Славочкиной прядкой, просил у Него помощи. Но однажды четко осознал, что хочу креститься.