Хочешь пробиться — делай, что делают все. А интеллектуалкам место в заштатных театрах, тех, что подальше от Бродвея.
И вот теперь он предлагает ей, счастливой новобрачной, скрывать свое замужество как дурную болезнь. Делать вид, что Тао не существует.
— Публика хочет знать, что ты вакантна, что ты на рынке. Поэтому послушай моего совета: помалкивай. Потом, когда станешь знаменитой, — тон агента смягчился, — сыграешь настоящую свадьбу.
— А что я скажу мужу?
— Он кто? Режиссер?
— Да. Снимает арт-хаусное кино. И еще — фотограф.
На лице агента отразилась мука.
— Господи, у тебя внешность, перспективы, можно сказать, вся жизнь впереди, а ты выходишь замуж за кого попало и ждешь, что я буду улаживать твои проблемы с этим парнем! Это не моя работа. Моя работа — доставать тебе роли.
— Что-то я не вижу никаких ролей.
— И не увидишь, пока не начнешь делать, что я говорю, — отрезал агент. — Я в Голливуде двадцать лет, детка. И вот что я тебе скажу: ты сделана из настоящего «звездного» теста. И ты будешь полной дурой, если спустишь свою жизнь в унитаз ради какого-то парня.
Оливия сидела перед ним растерянная, словно школьница.
— Все совершают ошибки, — примирительно сказал агент. — Поверь моему опыту: через пару лет ты поймешь, что этот Тао... Что за имечко, кстати? Он что, азиат?
— Итальянец, — буркнула Оливия. — Родители назвали его в честь буддийского божества.
Агент закатил глаза: ох уж эти иностранцы!
— Так вот, через пару лет ты поймешь, что он тебе не пара. Потому что любой мужик рано или поздно поставит тебя перед выбором: или он, драгоценный, или карьера. И тогда ты придешь ко мне и я дам тебе хорошего адвоката по разводам. А пока просто молчи. И сними это дурацкое «бабушкино» кольцо.
Оливия залилась краской — эти тяжелые золотые кольца они с Тао выбирали вместе.
По сравнению со сверкающими фитюльками от Тиффани они выглядят старомодными, но именно к этому и стремилась Оливия: ей нравилось думать, что ее семейная жизнь будет такой же основательной, как эти кольца.
Мучительный разговор с агентом закончился только после того, как он все-таки вырвал у нее обещание помалкивать о свадьбе. Выйдя из его офиса, Оливия села в машину, но едва заведя мотор, поняла: вести свой старенький «шевроле» она просто не в состоянии.
Зачем врать самой себе — то, что она сделала, называется предательством. Наверно, другой согласился бы с тем, что в рассуждениях агента есть смысл.
Кто-нибудь из тех помешанных на карьере красавчиков, с которыми она встречалась до замужества. Но только не Тао. Он живет по своим собственным правилам. Может, потому Оливия его и выбрала.
Полгода назад, когда муж актрисы Джули Кристи познакомил ее с молодым режиссером Тао Располи, она в первую же минуту потеряла голову. О том, что Тао — потомок знаменитого княжеского рода, что у его семьи фамильный замок в Италии, она узнала позже. А в самом начале их сумасшедшего романа, начавшегося в Калифорнии, она знала одно: этот лохматый итальянский парень в потертых джинсах и сандалиях на босу ногу — ее настоящая любовь. Когда Тао рассказал ей о своей семисотлетней родословной, она хохотала: уж очень велик был контраст между титулом Тао и его «фордом» — скрипучей развалюхой, на которой он в то время ездил.
Тао был независимым режиссером в полном смысле этого слова.
Занимался арт-хаусным кино: снимал его и продюсировал, организовал даже богемное киносообщество — Кооператив кинодеятелей Лос-Анджелеса. А в свободное время не выпускал из рук гитару. Оливия была потрясена, услышав, как он играет фламенко.
— Ты мог бы зарабатывать этим на жизнь! Постой, ты же итальянец — почему фламенко?
— Ты ирландка, но это же не значит, что тебе позволено любить только Майкла Флэтли и его «Риверданс», — усмехнулся Тао. — Мир такой огромный, Оливия. Я просто пытаюсь узнать его чуть лучше.